Иго любви

Вербицкая Анастасия Алексеевна

Ее единственной радостью было писать Рухле и начальнице пансиона и получать от них вести о Верочке.

Опочинин видел Надежду Васильевну только на сцене, изредка мельком на улице… Он два раза пробовал навестить ее в номерах. Но она встретила его сдержанно, почти сухо; посмеялась над сенсацией, вызванной в квартале появлением экипажа «хозяина города»… И Опочинин почувствовал себя лишним.

Лучинин тоже тщетно добивался сближения.

Лучше всех к Надежде Васильевне отнеслись полицмейстер Спримон и его жена. Оба они были страстными театралами, и поклонение их было вполне бескорыстно.

Спримон сумел оказать много услуг одинокой Надежде Васильевне.

И в его доме, лаская маленького Федю, она отдыхала душой.

Больше она никуда не выезжала, никого не принимала, жила затворницей, возбуждая общее удивление и разжигая своей недоступностью страсть Лучинина и губернатора. Поклонники и поклонницы любовались ею только у подъезда театра, когда она садилась в карету, опустив на лицо траурный вуаль. Она казалась всем такой печальной, такой таинственной. И нравилась еще больше.

В Новый год приехали оба поклонника. Лучинин пробыл минут десять. Губернатор заехал много позднее, «на пять минут»… Но просидел больше часу. Лицо Надежды Васильевны горело, а руки были как лед… Она находила Опочинина интересным. Утонченность ли его манер, вкрадчивый ли звук голоса, но что-то напомнило ей Хованского и, как хмель, кинулось ей в голову. После примитивных нравов, царивших за кулисами, после грубых ласк, откровенных речей и циничных анекдотов какой поэзией повеяло в ее уставшую душу от утонченной беседы этого человека, от его рыцарского к ней отношения!

Он говорил шутя обо всем, а в глазах его горело признание. Слова успокаивали, а взгляды волновали… И робость ее исчезла. И было с ним так странно легко!

Уезжая и почтительно целуя ее руку, он просил позволения навещать ее. Просил считать его другом. И она не могла отказать себе в этом наслаждении. Она разрешила ему бывать.

И незаметно страсть поглотила ее.

Но страсть эта счастья не принесла.

Надежда Васильевна долго боролась с собой. Как религиозная женщина, притом искренне благодарная Опочинину и его жене, пожалевшей ее в самую трудную минуту ее жизни, Надежда Васильевна была далека от мысли расстроить семейную жизнь. Положим, Опочинин изменял своей Додо на каждом шагу. Положим, он часто менял свои привязанности — все это Неронова знала из закулисных сплетен, как и то, что бедная Додо делает мужу жестокие сцены ревности… Надежда Васильевна не смеялась над нею вместе с другими актрисами. Она вспоминала собственные страдания.

В ней проснулось недоверие. Играть любовью… этого она никогда не умела. И никому не прощала.

Она измучила Опочинина этим недоверием. Она была слишком горда, чтоб кому бы то ни было служить забавой… Ее насмешкам, издевательствам, капризам не было конца. Он все переносил с покорностью раба. Но тут-то и крылась опасность… Надежду Васильевну всегда привлекал тип женственного мужчины.

И опять-таки все сделалось само собой.

Отодвинулся и померк любимый образ трагика Мочалова, единственного, которого она любила ничем не запятнанным высоким чувством. Побледнело страшное воспоминание о смерти мужа — Мосолова. Забылось и твердое решение остаться одинокой и бесстрастной, жить только для Верочки и для искусства — это гордое решение не любить, не страдать… созревшее в ней в весенний вечер, в Ботаническом саду, в Киеве. Какой верой в себя наполнило оно ее в те дни! Как раздвинулся тогда горизонт ее личной жизни! Каким новым и богатым показался ей мир! И какими бледными ее страдания…

Но это гордое решение оказалось таким же непрочным, как след человека на песке пустыни. Дунул знойный ветер. И след исчез.

О, конечно, она сдалась

не сразу. Какой-то суеверный ужас удерживал ее от этого шага. Когда Верочка будет здесь, с нею… Не раньше, нет! Если она не устоит, случится несчастье…

Они измучились оба.

Весь город уже кричал об их связи. А они все еще были далеки. Они все еще терзались.

Надежда Васильевна, никогда не бывшая кокеткой, глубоко презиравшая женщин, расчетливо играющих на чужих чувствах, поступала теперь сама как злейшая из них. И в силу того закона, по которому мы ценим только то, что дается нам после упорной борьбы, обладание Нероновой, любовь ее для избалованного Опочинина стали единственным смыслом жизни.

Приезд Верочки решил все.

Сначала был только угар, безумие, стремительная страсть с обеих сторон. Ее изголодавшаяся по ласке душа и тело одинаково с упоением отдавались этому человеку, поманившему ее некогда — со смерти Муратова — не осуществившейся мечтой слиться в любви душа с душой, познать самой и внушить другому чувство вечное, исключительное, перед которым бессильно время, которому не только временная разлука, но даже и смерть не страшна.

Потом она привязалась всем сердцем… Это была уже настоящая любовь, с заботой и нежностью; с богатой гаммой чувств; с глубокой, неизбежной, присущей истинной любви печалью. Это была сладкая любовь-жалость, знакомая только сильным душам.

Облеченный почти безграничной властью и не имевший в душе ни искры властолюбия; романтичный и душевно неустойчивый; упрямый, но в сущности безвольный, — Опочинин покорился с радостью. Надежда Васильевна в этой ее последней (как она верила) связи глубоко чувствовала свою нравственную силу.

Она была любовницей ревнивой, страстной, требовательной, деспотичной. Любить ее было нелегко. Она держала в вечном трепете и напряжении его нервы и сама глубоко страдала. Но Опочинин любил свои мучения. Он переживал волшебные сны юности. Этого рабства он сам искал всю жизнь.

Сначала в борьбе со своим влечением к Опочинину она искренне жалела бедную Додо.

Уступив Опочинину, она сразу изменилась к сопернице.

Ни жалости, ни терпимости… Она уже не допускала дележа.

— Только со мной! — говорила она. — Выбирай: она или я!.. Но помни: обманешь, я это почувствую, узнаю… И тогда прощай!

Она переживала муки ревности, не доверяя безвольному Павлу Петровичу, втайне уже презирая его.

Тогда-то и возгорелась открытая, скандальная вражда двух соперниц.

Коляска губернатора каждый день в четыре часа стояла перед квартирой Нероновой. А по вечерам, после театра, губернатор, звоня у подъезда актрисы, отсылал лошадей и возвращался пешком иногда в три ночи, никогда раньше двух.

Он вел себя, как влюбленный мальчик! Ревнивая и озлобленная Надежда Васильевна теперь сама бравировала связью и не щадила самолюбия поносившей ее заочно Додо.

В спальне Опочинина жена встречала его сценами, истериками, попреками.

— Стыдитесь!.. У вас дочь невеста… Весь город над вами смеется… Вы роняете ваш престиж…

Один раз у нее вырвалось неосторожное слово: развод…

Сказала. И сама была не рада… Измученный, доведенный до неврастении Опочинин уцепился за эту возможность.

Он передал об этом Надежде Васильевне.

О, как торжествовала она тогда!.. Впервые улеглись ее сомнения. Она рисовала себе эту новую жизнь… Он подаст в отставку, и они уедут в его имение… Ах, она так мечтала всегда жить в деревне простой созерцательной жизнью! У Верочки будет положение… Что она теперь? Дочь актрисы…