Игорь Святославич
Шрифт:
Но, с другой стороны, оттого и горечь поражения больше, чем невзгоды княжеских распрей:
Черна земля под копытами Костьми была засеяна, А кровию полита; Скорбью взошли они по Русской земле!И крамолам Олега, и доблестям его внука конец один: зря пролитая русская кровь. Потому и Нежатина Нива, где пал киевский князь Изяслав, — тоже «Каяла»:
С такой же Каялы Святополк полелеял отца своего Меж угорскими иноходцами Ко святой Софии, к Киеву…Поэт, смешивая с битвой предварявшие ее стычки и следуя фольклорному стремлению к числу «три», счел, что сражение завершилось на третий день. Но, согласно летописи, всё было кончено уже в воскресенье.
Когда
Князь вознес молитву: «Вспомянул я грехи свои перед Господом Богом моим, как много убийств и кровопролитий сотворил в земле христианской, как я не пощадил христиан, но взял на щит город Глебов у Переяславля. Тогда ведь немалое зло содеялось невинным христианам: отлучался отец от детей своих, брат от брата, друг от друга своего, и жены от супругов своих, и дочери от матерей своих, и подруга от подруг своих — всех смели пленение и скорбь, тогда наставшая. Живые мертвым завидовали, а мертвые радовались, как мученики святые, огнем от жизни сей восхищение поимев. Старцев разрывали, юных люто и немилосердно ранами терзали, мужей же рубили и разрубали, а жен оскверняли, — и всё это сотворил я. Недостойно мне жить, и вот, ныне вижу возмездие от Господа Бога моего! Где ныне возлюбленный мой брат? где брата моего сын? где чадо, рожденное от меня? где бояре думные? где мужи храбрые? где строй полков? где кони и оружие многоценное? Не этого ли всего лишившись, предан я связанным в руки этих беззаконных? Се, воздал мне Господь по беззаконию моему и по злобе моей, и снизошли днесь грехи мои на главу мою. Истинен Господь, и правосуден зело! У меня же нет больше части среди живых. Се, вижу, как ныне другие мученический венец принимают. Почто я, один повинный, не принял страсти за всех их? Но Владыко Господи Боже мой, не отринь меня до конца, но как воля Твоя, Господи, так и милость нам, рабам Твоим!»
Битва кипела вокруг озера. Всеволод продолжал сражаться уже едва ли не голыми руками. В конце концов половцы взяли верх. Всеволода захватил в плен крещеный хан Роман, сын Гзы. Спастись прижатым к озеру русским оказалось практически невозможно — «огорожены были, будто стенами крепкими, полками половецкими». Все князья были схвачены живьем. Святослава пленил Елдечук из орды Бурчевичей, Владимира Игоревича — Коп-тый из Улашевичей. Из бояр и дружинников одни погибли, другие, израненные, попали в плен. Половцы считали, что не осталось никого, кто мог бы принести весть на Русь, но скрывать победу не собирались. Перехватив проезжего купца, ханы велели ему передать русским князьям: «Приходите за своей братией, а пока мы идем к вам за своей братией». На самом деле кое-кто из ковуев и русских всё же вырвался, хотя уходили они на юг, к морю, куда половцы под конец большинство их и загнали. По словам киевской летописи, «руси с 15 мужей утекло, а ковуев меньше». Но, может быть, имеются в виду только именитые беглецы. Один из них, Беловолод Просович, позднее принес весть в Чернигов {262} :
Бились так день, бились так другой, Третьего дня к полудню Рухнули стяги Игоревы. Тут-то братья разлучились На брегу быстрой Каялы; Тут кровавого вина недостало, Тут пир окончили храбрые русичи: Сватов напоили, А сами полегли За землю Русскую. Никнет трава жалобами, А древо со скорбью к земле преклонилось. Уже ведь, братия, невеселые годы настали, Уже пустыни силу прикрыли. Встала обида в силах Дажьбожа внука, Вступила девою на землю Трояню, Всплеснула лебяжьими крылами В синем море у Дона; Плескаясь, спугнула время доброе. Князьям от поганых сгинуть усобицами, Прорекал ведь брат брату: «Се мое, а се мое тоже». И начали князья про малое молвить: «это великое», Стали сами на себя крамолу ковать, А поганые со всех стран Приходили с победами на землю Русскую. О, далече залетел сокол, птиц бия, — К морю. А Игорева храброго полка не воскресить. По22
Карна и Жля (Желя) — как предполагается, воплощения скорби и плача.
23
Забрало — городская стена с боевыми площадками и ограждавшими их защитными брустверами.
Между тем Святослав Всеволодович пока ничего о происшедшем не знал. Он возвращался на юг по Десне в ладьях с набранными в Вятичах воинами, и у Новгорода-Северского ему сообщили, что Святославичи втайне от него выступили против половцев. Святославу это было «нелюбо», но поделать он ничего не мог и продолжил путь к Чернигову. Здесь он и получил весть о поражении на Каяле. Выслушав Беловолода, Святослав прослезился и со вздохом сказал: «О любимые мои братья, сыновья и мужи земли Русской! Дал мне Бог стеснить поганых, но не удержать юности. Отворили ворота на Русскую землю! Воля Господня да будет обо всём. И как жаловался я на Игоря, так ныне жаль мне более Игоря, брата моего».
Чтобы не оставлять земли без князя и прикрыть их на случай вторжения, Святослав отправил в Посемье своих старших сыновей Олега и Владимира. Они и объявили жителям северских уделов о разгроме их князя. «И пришли в смятение города Посемские, и были скорбь и горе лютое, каких никогда не бывало, во всем Посемье, и в Новгороде-Северском, и по всей волости Черниговской: князья в плену, дружина в плену или перебита… Многие тогда отрекались душ своих, жалея князей своих». Скорбь, естественно, поселилась и в знатных домах. Такого поражения от внешнего врага не было давно — а может, не было вовсе: в плену на чужбине оказались пятеро Рюриковичей, многие боярские роды недосчитались своих членов. «Все князья… возопили с плачем и стенанием».
Святослав отправил весть к Давыду Смоленскому, с которым раньше сговаривался идти воевать Степь: «Мы говорили пойти на половцев и летовать на Дону, ныне же половцы победили Игоря и брата его с племянником. Так что приезжай, брате, постереги землю Русскую». Давыд со своей ратью спешно спустился по Днепру; пришли и удельные князья Киевщины. Войска соединились у Треполя, откуда Святослав и Рюрик прошли к Каневу, оставив Давыда и смолян. Ярослав Всеволодович в Чернигове собрал свои войска и готов был прикрывать Левобережье.
Узнав о приготовлениях русских князей, половцы, уже шедшие к рубежам Руси, отступили за Дон. Здесь ханы, по мнению летописца, «собрали весь язык свой», то есть всех сородичей, кочевавших от Дуная до Волги, и начали совещаться. Вскоре им стало известно о рассредоточении русских сил, а возможно, и о том, что смоляне не особо хотят сражаться на юге. Кончак предлагал: «Пойдем на Киевскую сторону, где перебиты братья наши и великий наш хан Боняк». Гза возражал: «Пойдем на Сейм, где остались жены их и дети. Готовый нам полон собран — возьмем без опаски». В конечном счете решили разделить силы надвое.
Кончак, очевидно, был под стать Игорю — так же честолюбив в планах и патетичен в речах. Он не оставил надежд захватить крупнейшие города Руси и теперь со своей ордой устремился к Переяславлю. Целый день половцы штурмовали город и наконец влезли на стену острога. Тогда князь Владимир Глебович повел дружину на вылазку, но не все решились последовать за ним. Половцы окружили князя и его воинов, но он сражался мужественно, пока не был ранен тремя ударами копий. Только тут горожане, вдохновленные отвагой князя, вышли из острога и отбили Владимира у врага. Отогнав половцев, тяжко страдающий от ран князь «утер мужественный пот свой за отчину свою».