Игорь Святославич

Поротников Виктор Петрович

Онисим явился и низко поклонился воеводе, сняв с головы мурмолку.

— Почто задержался в Чернигове? — спросил Вышеслав.

— Приболел малость, — солгал Онисим, который останавливался в Чернигове у свояченицы, недавно овдовевшей.

Заметив, что та не очень-то скорбит по умершему мужу, пронырливый Онисим однажды ночью проник во вдовью спаленку и не вылезал оттуда больше недели. На обратном пути все мысли сластолюбца были о тех жарких ночках, но разве скажешь такое воеводе!

— Что же князь черниговский,

обещал дать нам подмогу? — вновь спросил Вышеслав.

— Обещал, — кивнул Онисим, — самолично обещал.

— Ну и где же подмога обещанная? Поганые у самых стен рыскают!

Онисим пожал плечами.

— Придется тебе, мил друг, опять в Чернигов скакать, — стоя перед Онисимом с березовым веником в руках, он собирался в баню, сказал Вышеслав.

У Онисима отвисла челюсть, в глазах появился испуг.

— Ка… как же так, воевода, — пролепетал он, комкая шапку. — Я и версты не проеду, как поганые меня схватят.

— А ты постарайся, чтоб не схватили, — произнес Вышеслав тоном, не допускающим возражений.

Из княжеских покоев трусоватый Онисим вышел сам не свой. Увидев Ефимию, несущую для Вышеслава чистую рубаху и порты, злобно процедил:

— Суетитесь тут подле воеводы, умасливаете как девку красную, а ему жизнь человеческая что тебе плевок! — И застучал сапогами вниз по деревянным ступеням.

Ефимия с недоумением посмотрела подъездному вслед. Вечером на дальнем лугу, что за речкой Путивлькой, загорелось множество костров половецкого стана. В вечерней тишине далеко разносились громкие выкрики степняков.

Путивль погрузился в печаль: грозный враг стоял у самых ворот.

— Гонца в Чернигов нужно ночью слать, — сказал Борис, совещаясь с Вышеславом, — на рассвете поздно будет. Обступят поганые город, никого не выпустят.

Вышеслав согласился с тысяцким, но кого послать?

Крепкие мужики тут нужны. Юнца послать, так он заплутает в темноте, не доедет. Старец тем более.

— Может, Василису? — предложил Борис. — Дорогу она знает и на коне крепко сидит. Опять же из лука стрелять умеет.

Вышеслав нахмурился, опустил глаза:

— Только не ее. На мне и так грех за Гориславу лежит, два греха мне не потянуть.

— Тогда, может, мне попытаться? Конь у меня добрый, и сам я не промах.

— Ты мне тут нужен, — не согласился Вышеслав.

— Кого же пошлем? Онисима, что ли?

— Онисим не доедет, трусоват больно. Вот что, — добавил Вышеслав с озарением на лице, — отдай своего коня мальчонке, что из Выри к нам прискакал. Посадим его в лодку и сплавим вниз по реке мимо стана половецкого. На весла ты сядешь, а отрок коня плывущего за лодкой будет за поводья держать. Так и доберетесь до безопасного места. Путь до Сосницы обскажем мальцу, а там люди добрые помогут ему до Чернигова добраться.

Борис после некоторых колебаний согласился.

Во мраке

августовской ночи с княжеского двора вышли двое мужчин и мальчик. Все трое были в темных одеждах, как монахи. Один из мужчин вел за собой оседланного коня.

В городе не было ни огонька. Темные низкие дома прятались за высокими частоколами и густой зеленью деревьев. Улицы были пустынны. Иногда за изгородями лаяли собаки, потревоженные шумом шагов.

Спустившись с холма, на котором стоял княжеский терем, путники двинулись дальше вдоль бревенчатой городской стены, идущей по верху древнего вала, заросшего густой травой и лопухами. Узкая тропинка вывела их к большой приземистой башне, стоявшей на мысу, служившем водоразделом между речкой Путивлькой и широким Сеймом.

— Кого нелегкая несет? — раздался недовольный голос в темноте с верхнего яруса башни, укрытой тесовой крышей как шлемом.

— «Перун-бог», — негромко выкрикнул пароль Вышеслав.

— «Молнии стрелы его», — прозвучал отзыв. — Ты, что ли, воевода?

— Отворяй ворота, Бермята, — приказал Вышеслав.

В чреве покосившейся башни глухо затопали по ступеням шаги.

Через несколько минут со скрипом разошлись узкие створки ворот, меж которых стоял с копьем в руке хромоногий Бермята.

— На рыбалку, что ли, наладились? А, воевода? — пошутил стражник, снимая тяжелые запоры с внешних ворот.

— До рыбалки ли нам ныне, Бермята, — проворчал Вышеслав, помогая стражнику приоткрыть ворота настолько, чтобы можно было провести коня. — Вот гонца в Чернигов посылаем.

Вышеслав кивнул на отрока.

— Не мал ли гонец? — с сомнением проговорил Бермята.

— Мал, да удал, — ответил Борис. — Он однажды уже ушел от половецких стрел.

— Ну, помогай тебе Бог, младень. — Бермята перекрестил отрока.

Выйдя из ворот башни, Вышеслав спустился по береговому откосу к самой воде и помог сойти идущему за ним мальчику. Сзади Борис понукал упирающегося коня.

В ивняке были спрятаны три лодки. Вышеслав выбрал ту, что поменьше, и столкнул на воду. По его знаку отрок забрался в лодку и сел на корме. Борис подал ему поводья, заведя коня в воду по грудь. Жеребец, фыркая, прядал ушами, слыша на другом берегу реки за дубравой ржание степных кобылиц.

Борис тоже вскочил в лодку и взялся за весло.

С тихими всплесками лодка стала удаляться, выходя на стремнину. Вскоре она исчезла в темноте. Какое-то время было слышно пофыркивание плывущего за лодкой коня и рассекание водяных струй носом утлого суденышка, затем все стихло.

Вышеслав постоял на берегу, напрягая слух, и зашагал обратно к башне.

Борис вернулся после полуночи, сообщив, что гонец ускакал в сторону Десны лесной дорогой.

— Вряд ли поганые ночью в лес заберутся, — добавил он. — К утру младень уже далече будет.