Игорь Святославич
Шрифт:
Игорь как ни упрашивал брата взять его с собой, тот ди в какую.
«Будешь вместо меня в Новгороде. На тебя удел свой оставляю».
…Ранним июньским утром, когда туман клубится на низких пойменных лугах, Олегово войско покинуло Новгород-Северский.
Игорь ничем не мог заглушить своего расстройства. До каких же пор ему в недоростках ходить?! Как будто он меча в руках не держал и верхом ездить не умеет!
Послание Вышеслава, привезенное из Киева Олегом, тоже не прибавило Игорю хорошего настроения. Если до этого все Игоря радовало, то теперь, едва
«Заучился Вышеслав в своем монастыре, — сердито думал Игорь, — умных мыслей нахватался из книг и мнит себя разумником эдаким. А я для него, стало быть, дурень дурнем!»
Не зная, как избавиться от грызущей печали, Игорь сел на коня и поскакал в Ольжичи.
Агафья встретила его жаркими объятиями и поцелуями.
— У тебя вся жизнь впереди, сокол мой, — еще намахаешься мечом. Всех половцев князья наши все равно не истребят, на твой век хватит.
Слова Агафьи странным образом успокоили Игоря.
И в самом деле, сколько походов будет в его жизни! До каких вершин славы он сможет дойти, возглавляя войско, а не следуя в нем под началом старшего брата!
Вдобавок глаза обожаемой женщины были столь неотразимы, так прекрасно было ее нагое тело, что жажда ратных подвигов мигом сменилась в юноше совсем иными желаниями. Лежа на сеновале после всех ласк и поцелуев, Игорь гладил пушистые растрепанные волосы Агафьи, вглядываясь в черты разрумянившегося лица, размышлял, сравнится ли красотой с нею его нареченная невеста, которую он никогда не видел.
Агафья словно прочитала его мысли.
— Вот приедет из Галича невеста, и забудешь ты меня, — тихо и грустно промолвила она, глядя в глаза Игорю.
— Тебя? — Игорь коснулся губами обнаженной груди своей возлюбленной. И проникновенно добавил: — Тебя я никогда не забуду!
…Победоносные дружины русских князей вернулись из степного раздолья в конце августа. С богатой добычей шли домой князья, притоптали они половецкие орды, дойдя до Дона. Тысячи голов скота гнали русичи, табуны степных лошадей, гурты овец… Скрипели колесами полоненные кибитки, в которых сидели жены и дети степняков. Много половецких воинов полегло в сечах с русичами, но еще больше угодило в плен. Пленили князья и несколько ханов.
Олегово воинство потеряло в походе полторы сотни человек. Но знатная добыча, посмотреть на которую сбежался весь Новгород-Северский, делала потери не столь горькими.
Новгородцы с изумлением показывали пальцем на диковинных животных — верблюдов.
— Глядите-ка, кони с горбами и коровьими хвостами!
— Тьфу! Каких только тварей нет на белом свете.
Пленных половцев на торжище продавали в рабство.
Булгарские купцы платили по серебряной монете за мужчину, от двух до пяти монет — за молодую женщину. Красивые девушки ценились дороже, но их живо раскупали боярские жены себе в услужение.
Малорослые
Немало и других диковин можно было увидеть в тот дань на новгородском торгу: и восточные ковры изумительных расцветок, и пуховые женские шали, и серебряные тонкогорлые сосуды. Кто-то продавал изогнутую половецкую саблю с рукоятью в виде бегущего пардуса, кто-то половецкий кафтан, расшитый блестящими бляхами. За бесценок расходились кожаные седла, уздечки и стремена; тут и там мелькали бухарские кольчуги, легкие круглые щиты и ясские островерхие шлемы, снятые с убитых степняков. Было на что посмотреть и было что купить!
Во время пира в княжеском тереме Игорь, дрожа от восторга, слушал похвальбу подвыпивших Олеговых гридней:
— Сколь поганых мы порубили за Удаем-рекой, не сосчитать!
— А за речкой Орелью — и того больше!
— Покуда к Дону вышли, столь полону набрали, что еле тащились по степи, обремененные обозами. Только баб половецких с ребятишками было тысяч двадцать!
— А сколь на Дону поганых попленили, и ханов в том числе.
— Да не перечесть!
— И русских людей из неволи не одну тысячу вызволили.
— Запомнят поганые это поход!
— Допрежь остерегутся на Русь ходить.
Воеводы и вместе с ними Олег восхищались киевским князем.
— В отца пошел Мстислав Изяславич, — молвил Бренк. — Тот в рати тоже расторопен был. Коль садился врагу на загривок, то гнал его до полного изничтожения.
— Умелый воин Мстислав Изяславич, что и говорить, — соглашался с Бренком Георгий, — на хитрости военные горазд. Как он хана Иллелуку в ловушку заманил!
— Я его в бою видел, — вставил Олег. — Ох и страшен Мстислав в сече! Головы половецкие так и летели с плеч долой, а одного степняка Мстислав наполы рассек мечом!
— Не приведи Господи с таким витязем один на один сойтись, — заметил кто-то за столом. — Вы руки у Мстислава видели? Такими руками волков душить!
— Сказывают, лук у Мстислава столь тугой, что никому не под силу его натянуть, — добавил кто-то из бояр.
И снова наполняли чаши и братины хмельным медом, пили за успешный поход, за храброго князя Мстислава Изяславича. Долгие лета такому витязю!
…Как только задули осенние ветры, в хоромах Олега объявился гонец из Чернигова.
Сообщение гонца было коротким:
— Встречай невесту для брата Игоря.
Как выяснилось, посольство из Галича, передохнув в Чернигове, уже на пути в Новгород-Северский.
Олег отправил навстречу галичанам отряд дружинников во главе с Георгием.
Игорь, узнав, что дочь Ярослава Осмомысла завтра будет в Новгороде-Северском, пришел в смятение. Он знал, что день этот рано или поздно наступит, но все произошло так неожиданно.
Старший брат ободряюще похлопал Игоря по плечу:
— Не робей, невесте твоей всего-то четырнадцать лет. Она небось робеет больше твоего.