Игра Бродяг
Шрифт:
Возможно, Игра не ошиблась, проявив к ней немного снисходительности.
***
«Не прыгай, — приказала себе Наёмница, — иди нормально».
Ей было весело. Ее распирала энергия. Украдкой она снова посмотрела на Вогта. Время, проведенное в Торикине, не прошло для него бесследно, и его лицо начало терять приятную детскую округлость: подборок заострился, обозначились скулы. Наёмница не могла сказать, что рада этим изменениям, но все равно ее взгляд так и льнул к Вогту. Еще разок, осторожно, искоса… Его щека была белая, как молоко. Хм, а где же его синяки и ссадины? Исчезли!
—
— Лучше, — сквозь рубашку Наёмница прикоснулась к покрывающей рану повязке. Странно, но даже при нажатии она не ощутила никакой боли.
— Я хочу посмотреть, — попросил Вогт.
Под повязкой обнаружился тонкий слой розовой кожи, уже успевшей затянуть всю поверхность раны.
— Что? — поразилась Наёмница. — Как? Но еще несколько часов назад…
— Это место, — объяснил Вогт, обведя рукой. — Оно особенное.
— Похоже на то… — все еще потрясенная, Наёмница сдернула теперь ненужную повязку и, свернув, затолкала ее за пояс. — Я плавала в реке. Вода была удивительной. А потом меня просто вырубило, — она распрямила спину и прислушалась к ощущениям своего тела. — И мои прочие травмы… Вогт, у меня совсем ничего не болит! Как это странно! Вот только живот от голода крутит…
— Их можно есть, он сказал, — уведомил Вогтоус. — Я про листья.
Наёмница покосилась на него. Вогт радостно улыбался, но глаза у него были задумчивые, как будто он позабыл обо всем в первые минуты их встречи, а теперь вернулся к прежним размышлениям. Непонятно. Она перевела взгляд на сияющий лист.
— Правда? Они съедобные?
— Да. Он так сказал.
Наёмница оторвала кусочек ближайшего листа и сунула его в рот. Стоило ей прикусить лист, как в рот хлынул обильный сок.
— Вкусно! — удивилась она. Лист был кисловато-сладкий — как будто ешь фрукт, хотя Наёмница не смогла бы сказать, на какой конкретный фрукт это было похоже. — Хочешь? — она протянула кусочек Вогту.
— Да.
Они быстро уполовинили лист, атаковав его как две прожорливые гусеницы.
— Зверь смотрит на нас, — все еще жуя, невнятно произнес Вогт. Его взгляд был устремлен на что-то позади Наёмницы.
— Зверь? — Наёмница оглянулась, но заметила лишь как качнулся серебристый лист. — Здесь есть животные? Я ни одного не видела.
— Обычно они держатся рядом с ним. Этот, вероятно, был отправлен проследить, нашли ли мы друг друга. Теперь он побежал обратно к нему.
— К нему? О ком ты говоришь, Вогт?
— Об Урлаке. Урлак сказал мне не тревожиться о тебе и объяснил, где тебя найти.
— Кто такой Урлак?
— Бог, — коротко пояснил Вогт. Его серебристые глаза сияли так же ярко, как растения вокруг.
— Бог? — тупо повторила Наёмница. Для человека, проведшего ночь в разговорах с покойником, она оказалась слишком уж выбита из душевного равновесия подобным заявлением.
— Да, — Вогтоус взял Наёмницу за руку. — Нам нужно идти. Наверное, Рваное Лицо уже дожидается меня в храме.
— Равное Лицо? А это кто? В каком храме? Здесь убежище Урлака, да? Но почему под землей? — Наёмница выплевывала вопросы, не удосужившись дождаться ответов. — Он прячется от кого-то? От людей?
— Да. Когда-то Урлак был для них возлюбленным богом. Он учил людей бережно относиться к миру вокруг и друг к другу. Но потом люди начали
Вогт умолк, но Наёмница и без его дальнейших слов знала, что отказ от бога оказался для людей очень плохим решением. Ведь она видела, в каком состоянии мир находится сейчас.
— Как во все времена, все живое продолжало тянуться и льнуть к Урлаку — кроме людей, — продолжил Вогт. — После того, как они назвали Урлака врагом, он начал вызывать у них сильнейший страх — ведь, будучи очень могущественным, он мог в любой момент обрушить на них потоп или ураган. Люди нервно ожидали мести и оттого, что никаких мстительных действий со стороны Урлака не последовало, их напряжение только росло. Тогда, устав жить в вечной тревоге, которую сами же и навлекли на себя, они решили убить Урлака. Для этого было достаточно стереть его из памяти человечества — вот почему они начали уничтожать его статуи. Как им казалось, они справились. Вот только растения, заполонившие пространство вокруг храма бога, свидетельствовали об обратном.
— Не все предали Урлака, — тихо сказала Наёмница, вспомнив колодец, который кто-то вырыл в земляном полу своего подвала. Этот кто-то знал об убежище Урлака, однако же не раскрыл его никому в Торикине. Что с ним сталось? Неизвестно, однако дом поборника разрушили, установив поверх тюрьму.
— Там, на поверхности, растения прорастают сквозь мостовую. Они очень сильные, хотя и самые обычные. Но эти огромные растения, что окружают нас здесь, способны прорасти сквозь толщу земли, взломав ее и обрушив весь Торикин в разверзшуюся яму. Урлаку достаточно просто попросить их. Но он никогда этого не сделает.
— Почему?
Вогтоус посмотрел на нее со столь непонятным выражением в глазах, что Наёмница занервничала и начала беспокойно переступать с ноги на ногу. Когда Вогт находился так близко, ей хотелось отпрыгнуть. Или погладить ладонью его гладкую щеку. Но Наёмница пересилила себя и не сделала ни того, ни другого.
— Потому что он бог, — ответил наконец Вогт. Он чуть сильнее сжал ее ладонь, и они зашагали дальше.
Когда они достигли подножия темно-зеленой лестницы, по которой Вогт спустился в убежище, Наёмница открыла было рот, чтобы попросить Вогта остановиться, но он уже остановился сам. Развернувшись, они молча смотрели на огромные растения, источающие серебристый свет. Для них убежище было полно спокойствия и грусти, хотя истинный торикинец ощутил бы здесь другое. Страх.
— Это самое невероятное, что я только видела в жизни, — пробормотала Наёмница, а затем вспомнила Вогтоуса в тот первый вечер, под раскаленным огнем заката, и добавила: — Кроме тебя, Вогт.
Они сорвали серебристый лист, чувствуя, что Урлак не хочет, чтобы они уходили отсюда с пустыми руками, и Наёмница, свернув, убрала лист в свой плащ. Было жаль мять такой красивый лист, но как иначе его нести? Поднявшись на несколько ступеней лестницы, они одновременно оглянулись, бросили последний взгляд на убежище и затем (больше не оборачиваясь, слегка ссутулив плечи, слово тяжесть мира людей уже легла на их спины) поднялись в храм.