Игра Бродяг
Шрифт:
— А-а-а, — понимающе протянул он и метнул пику, прицелившись в одного из стражников внизу. — Промахнулся, — печально констатировал он и затем заявил: — Это неправильный суд.
— Могу я спросить вас, что именно вы считаете неправильным? — безразлично осведомился Судья — чисто чтобы поскорее покончить с инцидентом.
Судья вообще отличался тотальным безразличием ко всему и вся, за исключение собственных физических ощущений (черта, благодаря которой он и сидел за этим столом сегодня и всегда). Утро у него выдалось сильно так себе: перебрав накануне с вином, Судья проснулся куда позже, чем следовало, и прибыл
Вогт не потрудился ответить на вопрос Судьи. Его волновали его собственные.
— Что все это означает? — спросил он градоправителя.
В дневном свете Правитель Полуночи, все так же облаченный во все фиолетовое, не производил столь зловещее впечатление как в тот вечер, когда Вогт рассматривал его, стоя на арене. Обычный человек, настолько худощавый, что кожа плотно обтягивает кости. У него были черные волнистые волосы с проседью, запавшие темные глаза и чуть длинноватый нос. Сжимая губы, Правитель Полуночи молчал и был бледнее полотна. Вероятно, он тоже узнал Вогта и вовсе не горел желанием ощутить эту некогда столь возбудившую его силу на себе.
— Полагаете, если вы взобрались на пьедестал и сидите там, как кура на насесте, то вы выше закона? — спросил Вогт.
— Говорите по существу, — буркнул Судья, тоскливо обведя взглядом волнующуюся толпу, которая, злоупотребляя замешательством стражи, уже просочилась сквозь ограду и теперь стекалась ближе к помосту.
— Ах, да, — Вогт вспомнил о существовании Судьи. — Я пришел ее защитить!
— Стража, стража! — выдохнул Правитель Полуночи, обводя подступающую толпу перепуганным суетливым взглядом. — Сделайте что-нибудь с этими людьми!
— Преступницу? — спросил Судья для уточнения.
— Она будет называться преступницей не ранее, чем ее вина будет доказана, а на данный момент она обвиняемая, — возразил Вогт, демонстрируя невесть откуда взявшуюся осведомленность.
— Да плевать, — апатично брякнул Судья.
— Ах нет, куда вы все! — запаниковал Правитель Полуночи, наблюдая, как стражники, спеша исполнить его приказание, улепетывают прочь от помоста. Даже те двое, что подоспели помочь с Наёмницей, спрыгнули с помоста и убежали, оставив того, что был приставлен к ней изначально, отдуваться в одиночестве. — А кто защитит меня, идиоты?!
— Уберите этого типа, — свистящим шепотом потребовал Обвинитель, что до того походил на сухое дерево в своей оцепенелой неподвижности, а теперь вдруг встрепенулся. Обвинитель был раздражительным и нездоровым типом, которого постоянно что-то угнетало: собственное вечно болящее в разных местах тело, жена, дети, соседи, город, небо, солнце и снова жена. — Он действует мне на нервы.
— Стража! — дрожащим голосом выкрикнул Правитель Полуночи, безнадежно пытаясь выкричать стражников, уже проглоченных толпой. — Стража… — признав свою беспомощность, он умолк и опасливо втянул голову в плечи.
—
Все посмотрели на Судью.
— Слово, которое он использует, не является правильным. Но с точки зрения закона… — Судья запнулся. Толпа уже окружала помост, что придало публичному суду куда большую публичность, чем было задумано изначально. — У обвиняемой действительно есть право на защитника, — признал он неохотно, и его живот протестующе заныл. — Хотя это вряд ли ей поможет. Что ж, приступим. Иначе такими темпами мы до вечера не закончим. Обвинитель, продемонстрируйте орудие убийства.
Недовольно поджав губы, Обвинитель занырнул под стол Судьи и извлек оттуда серебряный поднос, прикрытый тряпицей. Сдернув тряпицу, он прошелся по краю помоста, удерживая поднос на вытянутых руках и позволяя всем присутствующим рассмотреть кривой кочевнический нож, заляпанный высохшей кровью, после чего поставил поднос на судейский стол. Узнав свой кинжал, Наёмница громогласно выругалась. Если у Вогта и выкатились глаза, то не слишком заметно. Его глаза и без того были выпуклые. Эх, если бы только у него был опыт судебных дел…
— Хм, — сказал он, лихорадочно раздумывая, что бы такое сказать, чтобы сразить всех логикой и интеллектом. — Это важное доказательство, но оно ничего не доказывает. То есть оно не доказывает ее вину в убийстве, потому что… ну… нуууууу…. — он уже откровенно тянул время. — Оно является орудием — а оно, определенно, является орудием, и также оно является орудием, с помощью которого данная обвиняемая совершила насильственную атаку, по завершению которой объект атаки, обозначаемый именем «Правитель Полудня», был идентифицирован как бездыханный, то есть мертвый. Однако же у нас нет никаких данных, указывающих на то, что статус жертвы был иным до момента нападения, так как используемое им транспортное средство ограничило возможность наблюдающих дать должную визуальную оценку. Следовательно, тот факт, что данное орудие было использовано во время нападения, никак не доказывает, что именно это нападение и привело к летальному исходу. А посему, являясь орудием преступления, совершенного конкретной обвиняемой, орудие вовсе не обязательно является орудием убийства.
Обвинитель закатил глаза и, вытянув губы трубочкой, громко выдохнул. Затянувшаяся вне всяких приличий речь об орудии, являющемся и не являющемся, наполнила его жгучей смесью скуки, утомления и недовольства. Глядя в синее, омерзительно ясное небо, он задумался: не лучше ли уйти из этой опостылевшей жизни самостоятельно, не дожидаясь, когда его доведут до смерти его болезни, жена, дети, соседи, этот город, небо, солнце, сумасшедшие с вытаращенными глазами и снова жена? Его взгляд обратился на…
— Полагаю, нам следует развязать руки подсудимой, — заявил Вогтоус. — Сами подумайте — как она сбежит? Тут даже мышь не протиснется.
В его словах был резон — толпа облепила помост так плотно, что бежать оставалось разве что по головам. Прежде чем кто-либо успел запротестовать, Вогт шагнул к Наёмнице и мягко обхватил ее ноющие запястья. Это было так приятно — снова прикасаться к ней после всего того времени, что они провели врозь. Узел был затянут очень туго. Не раздумывая, Вогт схватил орудие убийства и разрезал веревки.