Игра: Дочки-матери
Шрифт:
Впервые поняла декабристов, которые ратовали за освобождение крестьян. Правда, они революцию, по типу французской, хотели устроить.
Проезжали мимо одних деревень - если хозяева разумные, то и крестьяне крепкие, и хозяйство налаженное. Домишки, хоть и убогие по меркам моего времени, но хотя бы целые. Пара лошадок для нужд крестьян, коровки, овцы, гуси...
Проехали несколько километров - совсем другая картина. Сначала думала - древний старик или старуха, а присмотрелась - высохшие от голода, как
Наши бомжи, которые одевались в обноски из мусорных баков - были просто богачами, по сравнению с этими тенями, оставшимися от людей.
Голая малышня и мальчики чуть постарше, лет семи, в рваных обносках рубах, но без штанишек. У девочек почти такие же рубахи, но чуть длиннее. И тоже - как из концлагеря. Или как те, из нашего времени, иссохшие без воды африканские дети, что из грязной лужи воду пили.
У нас старину в кино все время показывали в вышитых рубахах и сарафанах. Любо-дорого глянуть!
А тут только те, кто побогаче, могли такое носить. Да и то эти вещи в сундуках хранились, передавались от прабабушек правнучкам. Надевались в основном на свадьбу и по большим праздникам. Потому и сохранились для музеев.
Антон вынес из убогой лачуги, которая тут была корчмой, свежеиспечённый хлеб. Руки конюха с трудом обхватили несколько круглых караваев.
Полуголые, скелето-подобные малыши стояли в сторонке и смотрели не на богатых барынь, не на коляску.
Они смотрели на хлеб. Не жадно, не завистливо - тоскливо, как бродячие псы.
Я сошла с коляски взяла у Андрея и подала старшей девочке один каравай:
– На всех детей!////реакция детей на бог. Девочку////
Детвора чинно встала полукругом около неё, и молча ждала. Она расстелила на траве застиранный до ветхости платок и стала на нём ломать хлеб на кусочки. Осторожно добавляла крошки в ладонь ребёнку, если ей казалось, что его кусочек меньше.
Они, сложив ладони лодочками, разбирали свои кусочки и чинно кланялись мне:
– Благодарствую!
Старшие наклоняли головки не говорящих малышей своей рукой, и говорили «благодарствую» за них.
У меня слёзы закипали в глазах, обжигали сердце стыдом. «Сейчас мне их всех не спасти, Господи! Но помоги мне сделать всё возможное и не возможное, чтобы облегчить участь этих и других детей России. Помоги!»
Девочка свернула платок и, кланяясь, подошла ко мне. Поблагодарив, она тихонько проговорила:
– Вас ищут, добрая барышня! Спрашивали: не проезжала ли барыня с дочкой в коляске и с раненым в повозке. Злые были. Заплатили корчмарю - он, когда вы приехали, работника вперёд по дороге послал, пока вы выпечки хлеба ждали. Видно - гонца.
Наверное, эти разбойники засаду на дороге устроили.
– Дай Бог тебе счастья, сестра!
– проговорила я, из наших запасов вытащила мешочек
Дёрнувшись удивленно от слова «сестра», она бросилась с продуктами от дороги, позвав детей за собою.
А мне невольно вспомнились народные сказки: поделился добрый молодец, или красна девица хлебушком со старичком или старушкой в дороге... А тот старичок или старушка оказались добрыми, мудрыми волшебниками и дали они путешественнику полезный совет...
Мы выехали за околицу. Я остановила всех для совещания.
– Если нас ищут по приметам, то приметы надо изменить. Матушка, нам надо переодеться - у нас есть мужские костюмы...
– Что ты задумала, Анна?
– Нам надо ехать верхом. Князь, вы сможете держаться в седле? Если нет, нам придется разделиться.
– Полдня пути, может быть, выдержу. Лишь бы раны не открылись.
– Тогда надо решить - что делать с повозкой и коляской. Оставить нельзя - найдут, поймут, что мы верхом, будут верховых искать. И спрятать негде: ни лесочка, ни оврага поблизости.
– Можно повозку освободить - мешки к запасным коням приторочить, - начали торопливо обсуждать мужики с князем и матушкой, - коляску немного разобрать. Снять колеса, откидной верх и плотнее погрузить на повозку. Сеном укрыть и сверху затянуть верёвками с дерюгой, будто крестьянин сено продавать везёт.
Решили, что кучер Андрей оденется проще, и поедет назад в Москву с возом «сена». Матушка написала ему подорожную.
А остальным надо крюк сделать, отъехать в сторону от основной дороги, потом вернуться.
– В города не въезжай, - инструктировала Наталья Андрея, - Перед Москвой сено убери. Разобранную коляску везешь для хозяйки. Почему сам не едешь в коляске - так велели, чтобы коляску по дорогам не бить.
Князя перебинтовали. Раненые ногу, предплечья и грудь буквально укутали в тряпки. Одели в одежду охранника покрупнее, и засмеялись. Худой от болезни и стройный Сергей стал похож на полноватого, неуклюжего крестьянина. Отросшие бородка и усы окончательно меняли его прежний облик. Он, на первый взгляд, совершенно перестал отличаться от мужиков.
– Сергей Петрович, вам надо научиться глаза опускать при посторонних, - сказала я.
– Зачем?
– Вы на людей смотрите не так, как крепостные. Вас, как ни одень, а в глаза посмотришь, и коленки задрожат.
Он рассмеялся и, сведя глаза к переносице, изобразил небольшое косоглазие.
– Не-е, так не пойдёт!
– оценила я, - Мы в дорогу придурков не берём!
Мужики заржали.
На нас, с Натальей, переодевшихся в мужские костюмы, наши крепостные смотрели осуждающе. Ну, да, понятно, что необходимость. Но госпожам не положено в мужском обличье щеголять!