Игра: Дочки-матери
Шрифт:
– Да какое уничтожение?
– возмутился тот, - я что, тебя с матерью убить собираюсь? Что за ерунда?
– Вы собирались запереть нас в монастыре, а это значит, что ни она, ни я детей не родим. И род наш, который волей Господней призван послужить славе России, прервётся.
Священнослужители Казани долго молчали. Потом настоятель вывел нас с Натальей в притвор храма, показал знаком: «Подождите тут».
В двери заглянул Андрей. Довольное, раскрасневшееся лицо его говорило о том, что за рассказы об исцелившейся дочке его
– Лошадей я накормил, воды им принёс. Надо бы и самим покушать. Уже давно за полдень.
– Принеси нам еды сюда. На, возьми деньги, купи что получше, в трактире. Можно уже и скоромного. Аннушка здорова - праздник у нас и пост наш окончен. Возьми запасов на обратную дорогу. Сам коляску постереги, там и пообедай, - приказала устало Наталья.
Когда кучер ушёл, матушка неуверенно погладила меня по голове.
– Совсем тебя такую не знаю. Как будто внутри тебя незнакомый человек. Человек умный, много знающий. Но чужой. Мне страшно.
– Не бойся, родная, - внутренне поежившись от горькой правды её слов, грустно сказала я, - ты для меня тоже незнакомка. Но я уверена, что родная кровь своё скажет, и мы ещё подружимся и станем ближе.
Прошло около часа. Мы уже успели плотно пообедать, когда Владыка молча вышел, перекрестил нас, всех людей, что ожидали его благословения у храма и уехал. За ним разошлись и разъехались другие священники. Настоятель храма подошёл к матушке Наталье и благословил её отправляться домой.
Она вынула из сумочки с молитвенником большую горсть драгоценностей и протянула ему. С золотых цепочек, свисавших между её пальцами, сверкали крупные изумруды.
– Вот, эта жертва принадлежит вашему храму - собиралась пожертвовать свои свадебные украшения как моление...
– смущенно проговорила она, - Теперь возьмите в качестве благодарности за исцеление дочери, на украшение образа Казанской иконы Божией Матери.
Взяв пожертвование, он подошёл ко мне, посмотрел грустно в глаза, вздохнул. Потом перекрестил, чмокнул меня в макушку и ушёл.
3 глава. Второе детство
Глава?Часть 3
Второе детство.
Вся наша судьба - материнский портрет.
Один её взгляд - толи крик, толи взлёт.
И он не растает, как снег в ноябре.
Как с нами пришёл он, так с нами умрёт.
Наклон головы и походка и смех,
Отвага и трусость, провал и успех
Приходят с теплом материнской руки,
От первых шагов, до последней строки
Обратная дорога была мне в радость. Кони бежали быстро. Встречным ветром овевало лицо. Наталья сидела рядом задумчивая и отстранённая. Кидала на меня глубокие растерянные взгляды серых глаз и вздыхала. Я вспомнила, как Настенька успокаивала меня ещё девочкой и молча прислонилась к настрадавшейся молодой женщине.
Она опять расплакалась,
Переночевали мы в этот раз в рощице при дороге. Напились из родничка, умылись, и уснули с ней, укутавшись одеялами, крепко обнявшись.
Поездка немало удивила меня. Нетронутость природы была потрясающей. Я помню Россию с распаханными ещё в советские времена просторами полей. Вдоль асфальтированных дорог - лесопосадки, электрические столбы, по обочинам галька или каменное крошево...
Здесь таких огромных полей не было совсем, ведь земля была вспахана лошадками, а не тракторами, и выглядела лоскутками деревенских огородов.
Деревеньки с потрясающей воображение нищетой домишек - в лучшем случае, крытых соломой, а то и просто землянки. На низких, почти прижатых к земле крышах, покрытых дёрном, росли трава и бурьян.
Девственные леса, в которых, чуть ли не между пнями виляла дорога.
Встречающиеся убогие телеги и повозки, которые тащили жалкие лошадки. Я таких уродливых лошадей с распухшими суставами и торчащими под облезлой шкурой ребрами раньше никогда не видела. Если только на рисованных пародиях.
Сытые лошади нашей повозки, по сравнению с ними, выглядели породистыми рысаками, хотя они таковыми не были.
И люди.
Я мало приглядывалась к ним, в начале поездки, в сторону Казани, занятая своими переживаниями и новизной ощущений.
Люди были, как измождённые зомби. На тёмных от солнца и ветров лицах жили только глаза. Было ощущение, что мышцы на этих лицах пристали к черепу, и были твердыми и малоподвижными. Будто у высушенных на солнце, провяленных рыбах.
Я не увидела здесь прагматичных, высокомерных или презрительных взглядов, присущих тем, что «из грязи да в князи».
Подлинных князей нам на дороге тоже не встречалось.
Не было видно и хитроватых, вороватых купцов...
А у бедных людей на встречных повозках глаза были или беспредельно уставшими и равнодушными в этой своей тоскливой усталости, или спрятанными за угодливыми поклонами.
Часто это были отрешённые глаза блаженных.
На нашу, меченую гербами коляску эти люди иногда изумлённо поглядывали. В моей прежней жизни так смотрели бы на белый лимузин, появившийся в глухой лесной деревушке.
***
Наконец мы, уставшие, но довольные путешествием, подъезжали к Москве.
Город отстраивался, в центре укладывали булыжную мостовую. Многие улицы выглядели неоконченными стройками. Артели несуетливо перекликаясь, поднимали канатами наверх брёвна строящихся особняков. Недостроенные богатые дома были окружены «эверестами» из кирпича, брёвен, досок и тёсаного камня.
А московская окраина встретила нас чисто деревенскими тишиной и покоем.
Лаяли собаки, на улицах разгуливали куры.