Игра и жизнь

Шалдин Валерий

В своём кабинете Сергей Сергеевич, после произнесения гневной пьяной тирады о Мыше, предался поглощению вкусного коньяка, благо того было ещё много. На экранах с камер слежения ничего интересного не было, совсем ничего интересного, хоть опять телевизор включай и смотри всякую муть. Вот только в коридорах стали всякие птицы ходить. А так ничего интересного, кроме птиц. Птица, правда, в единственном числе, но огромная и наглая. Ходит по коридорам, как у себя дома. Педагог пьяными глазами уставился на экран. Птица? Большая и странная. Действительно ходит. Тут в мозгах начали скрипеть шестерёнки и педагог задумался. Допился, значит, до птичек. Так получается. Он покосился на пустую бутылку, потом на бутылку в которой ещё плескался коньяк. Вспомнил,

что в шкафу у него скопилось уже штук тридцать пустых бутылок из-под различных напитков, которые он не удосужился тайком выкинуть, чтобы коллеги не заподозрили, что он предаётся пьянству. Какому пьянству? Он только стресс снимает от такой гнилой работы. Вот и доснимался….до белочек. В его случае до большой птички, с некоторой гордостью подумал педагог. Это у алкашей белочки, а у культурного человека…птичка. Но как-то жутко. Ему пьяного себя стало жалко: вот и допелась, птичка. Нюх-нюх сторчался, нах-нах на почве своей пёстренькой толерантности сбрендил, а он допился. Печально.

Надо отдохнуть, поспать, поесть, поиграть в какую-нибудь стрелялку, сходить с нах-нахом в сауну, сходить в виртуал, давно не ходил, всё заботы да заботы. Совсем себя запустил. От хорошего отдыха силы восстановятся в должной мере, снизится агрессия, придёт покой, будет, как огурчик. Это даже по телевизору доктора говорят. Вдруг педагогу показалось, что в его сердце на секунду кольнуло, а мир стал нечетким, словно он смотрел на него сквозь грязное стекло. Некоторое время Сергеичу казалось, что его сердце, а с ним и весь мир, замерли в ожидании чего-то нехорошего, но потом все стало по-прежнему гнусно. У Сергееича внезапно начал повышаться градус собственной нервозности и его стал преследовать неприятный запах, который возник просто из ниоткуда. Педагог не знал, что это призрак вытащил из своего инвентаря вонючий плод, добытый в джунглях. Шеф велел его сорвать, сказав, что продадим травникам, но так и не продал. Вот эта вонючка теперь пригодилась. Естественно, этот дурной запах стал выводить Сергея Сергеевича из себя. Он даже стал вспоминать, что говорила глупая тётка Люда-вахтёрша о порче, сглазе и прочей астральной чуши. Так недалеко и до психушки. Сегодня понедельник. По понедельникам всегда всё наперекосяк. Или пятница сегодня? Интересно, какой диагноз ему поставят психиатры, когда он загудит на дурку: наверное, шизофрения с приступами параноидного бешенства, с явным признаком клинической деперсонализации. Как-то так. Последнее время Сергеич живёт в перманентном стрессе и страхе. Если не пьёт, то по ночам к нему приходят кошмары, случаются судороги, колёса горстями, психоаналитик раз в неделю и, как апофеоз, самоубийство, путём выхода в окно или два толстых санитара с дурки. Перспектива явно не очень.

Самым печальным было то, что огромная птичка не только важно шествовала по коридорам, периодически, то исчезая, то снова появляясь, она ещё и говорила. Ошеломлённый горе-директор вдруг увидел, что птичка поняла, что за ней наблюдают, вычислила, где находится камера слежения и легко взлетела к ней. Затем птица, уставясь в камеру своим лиловым глазом произнесла: "В этом прекрасном мире без денег ты ничто, дружище. Я у тебя печень съем".

Сергеич отшатнулся от экрана: сейчас он перестал отличать действительность от всей этой свалившейся на него чертовщины.

— Что-то мне… как-то нехорошо. Закуска, наверное, плохая, — скорбно произнёс директор. — Всему есть объяснение. Надо успокоиться! Зацените, какой я спокойный! Я страх ем на завтрак. Птичка — ты меня бесишь. Соберись Сергей в кучу: твой разум должен быть холодным и суровым, как у русской Сибири, а птичка, это мираж.

Однако, Сергеич чувствовал, что заполучил нервный срыв прямо на рабочем месте за стаканчиком коньяка. Вот и руки уже трясутся и ноги ватные. На подкашивающихся ногах он подошёл к висящему на стене зеркалу, облачённому в дорогую раму. Зеркало никогда не лжёт. В кабинете царил полумрак, а в зеркале отражалось что-то мистическое.

Сергеич увидел в зеркале себя, похожего на вурдалака: красные глаза, нездоровая бледность, взлохмаченная причёска, весь вид был какой-то помятый и болезненный.

— Ничто не заставит усомниться нас в собственной нормальности, — заявил сам себе Сергеич, вглядываясь в свои красные глаза.

Вдруг, он к своему ужасу увидел, что позади него зеркало отражает ещё одно существо и выглядело это существо жутковато: огромный полупрозрачный мужик самого зверского вида, да ещё и рожи корчит.

— Довольно забивать голову условностями. Вопрос не в том, что делать, а в том, что ты наделал, дружище непутёвый, — обличающее проговорил призрак, грозно показывая призрачным пальцем в спину Сергеевича.

— Козел однорогий тебе дружище! — заверещал Сергеич, оборачиваясь к призраку.

Вот только призрак оказался проворнее: Сергеич успел увидеть, как серая тень метнулась к его столу, с которого от сильного дуновения ветра слетели на пол важные бумажки. Потом стол мелко затрясся и заурчал, как холодильник. В полутьме гоняться за приведением было страшно, и Сергеич щёлкнул по выключателю, добавляя света в кабинет. Теперь стало видно чётче, даже, несмотря на алкогольные пары. Сергеич, вооружившись недопитой бутылкой, заехал ею по зеркалу: а не будет показывать всякую чертовщину. Зеркало, с жалобным звоном, разлетелось на довольно большие осколки, при этом осколки умудрились порезать человеку кожу на руке. Хлынула кровь, но Сергеич не замечал такого пустяка. "Семь лет несчастий" — сказала бы суеверная неграмотная тётка Люда вахтёрша. Какие такие несчастья? Я и так в круге ада, который Данте даже и не снился! В нашем дурдоме сплошные несчастья. Вот даже нечистая сила завелась. Шастает, как у себя дома.

Диагноз и без тётки Люды ясен, что письменным столом овладели бесы. Проще говоря, этот стол стал бесноватым. Значит, что? Правильно. Хватаем кресло и с его помощью проводим сеанс экзорцизма. Так Сергеич и сделал, со всей дури отоварив креслом по столу. Стол вроде выдержал, кресло не очень. Зато хозяин кабинета видел, как тёмная мутная тень выскочила из-под стола и ринулась за ширму, туда, где стоял его любимый диван.

Вскоре из-за ширмы раздалось:

— Я обожаю мягкие диваны, я диванофил.

Лютое бешенство захлестнуло разум пьяного человека. Он сообразил, что с нечистым духом, покусившимся на его диван, надо бороться с помощью огня. Он знал точно, что духи не выносят огонь. Тело великого педагога само знало, что ему надо делать. Ему уже не мешал залитый алкоголем мозг.

Обезумевший Сергеич решил прямо на рабочем столе развести очистительный огонь из подручных средств. О, бумажек важных и нужных у него в ящиках стола набралось килограмм на пять. Хорошо костёр будет гореть, но этого явно мало.

Когда очистительный костёр запылал на столе, педагог решил усилить его очистительную силу книгами по педагогике. Педагогика — страшная сила. Таких книг в книжном шкафу стояло множество. Их, естественно, никто не читал, но выглядели эти издания солидно. Понаписали всякие писаки макулатуры, теперь читакам всё это читать надо.

Значит, и гореть хорошо будут — решил великий педагог. Первая книга, попавшая ему в руки, была произведением Константина Ушинского "Рассказы о детях".

— Давай, Костя, не подведи, — просил книгу разгораться жарче педагог.

Когда книгу объяло пламенем он запустил её в развалившегося на диване призрака.

— Это чё, Шекспир? Не, это Ушинский, — определил призрак, когда в него угодила объятая пламенем книга. — Капец ты негативный, дядя, абгалдырь тебе в задницу.

Призрак выдержал, даже когда в него прилетела "Педагогическая поэма" Антоши Макаренко, но явно обиделся, когда заполучил по голове горящим томом Ж.-Ж. Руссо "О воспитании".

— Бабушку свою так воспитывай, — возмутился призрак и гордо удалился сквозь стену. Испарился на глазах. Как говориться: между оппонентами возник семантический барьер.