Игра киллера
Шрифт:
А шпионский жаргон был для Эндрюса еще одним развлечением; он любил тайную речь. «Браво-Омега» на шпионском жаргоне означало операцию на свой страх и риск. «Специальный проект» обычно означал ликвидацию. Но главное внимание опытнейших киллеров мира должны были привлечь две вещи – личность клиента и призовой фонд. Все участники Игры знали, кто такой Слаггер, если не в лицо, то по репутации. «КУОП» указывало на опыт Джо в конспирации и уходе от преследования, словосочетание «санкционированная работа» относилось к его заказным убийствам, а уж «максимальная ликвидация» была красочным эвфемизмом для
По разным сентиментальным причинам Эндрюс решил не упоминать, что контракт предложил сам Джо.
В последний раз пробежав текст глазами, Том Эндрюс щелкнул по значку «ПЕРЕДАТЬ».
– Сиди спокойно, Деррик! – недовольно проворчала Мэйзи Варгас, зажав зубами детскую пустышку.
Человек в кресле был в критическом состоянии. Лицо покрыто синяками, правый глаз распух и выкатился, как яйцо, обрамленное посиневшей полосой. На левой стороне подбородка глубокий порез с запекшейся кровью. А волосы свалялись, как почерневшая солома в крысином гнезде.
– Ради всего святого, Мэйзи, – простонал Деррик, отмахиваясь от нее театральным жестом. – Мы же ставим «Тристана и Изольду», а не гиньоль.
– Подожди еще одну секунду.
– Ну хотя бы перестань пачкать меня кровью.
– Еще один мазок, и все будет готово, – сказала Мэйзи, вынимая соску изо рта. – Будешь себя хорошо вести, дам конфетку.
Она стояла в самом сердце своей рабочей комнаты – гримерной Чикагского театра лирической оперы, осторожно вращая стоматологическое кресло с сидящим на нем актером перед огромным гримерным зеркалом. Она была одета в свободную блузу, черные джинсы и огромные ботинки на толстой подошве. В почтенном здании старой оперы эта маленькая мексиканка смотрелась полным анахронизмом, как фанатка рок-н-ролла, забредшая по дороге на концерт не в тот зал. Но под этой богемной внешностью бурлила трясина противоречивых чувств. Правильно ли она распоряжается своей жизнью? Не тратит ли она ее попусту на Джо Флада? Не идет ли она к несчастью?
Несчастьем был город, откуда приехала Мэйзи. Несчастьем было дешевое детство в парке трейлеров в городке Хаммонд в штате Индиана, подростковые годы, когда она то и дело попадала в исправительную школу, дружба с девчоночьими бандами. Она уехала в Чикаго в поисках лучшей жизни, а нашла только нищету и одиночество. Слава Богу, что она нашла Оперу. Это спасло ее. Однажды она выиграла билет в театр на каком-то радиошоу, а увидев спектакль, не могла уже уйти. Посмотрев спектакль, она тут же обратилась к дирекции театра с просьбой предоставить ей любую работу. Она сумела превратить свой талант к косметике в ученичество в союзе театральных рабочих, и через недолгое время была работником кулис на полной ставке.
Затем в ее жизни появился Джо.
Мэйзи впервые увидела его на представлении «Богемы» и не могла понять, что привело подобного мордоворота на классический спектакль. Но чем больше она узнавала его, тем более сложным он ей казался, полным противоречий, загадочным. Ее привлекла преданность и нежность,
Джо хотел, чтобы все оставалось по-прежнему.
Но в данный момент Мэйзи билась с мужчиной совсем другого типа, с человеком по имени Деррик Хальберстам, одной из самых печально известных язв сцены, бывшим проклятием «Метрополитен-опера» и приятелем Джерома Хайнса и Беверли Силлз. Мэйзи гримировала сэра Деррика к генеральной репетиции «Тристана и Изольды», которая должна была состояться сегодня вечером. Мэйзи готовила Хальберстама к появлению на сцене в первом акте. Хальберстам будет изображать Тристана, окровавленного после средневекового морского боя. Самой любимой оперой Мэйзи из всего вагнеровского наследия была «Тристан и Изольда», со всеми этими отсечениями головы, войнами или кораблекрушениями. Чтобы выложить все, что может, Мэйзи использовала новый, экспериментальный грим для ран.
– Последний штрих, – сказала она и вынула из нагрудного кармана маленькие маникюрные ножницы.
Отщипнув конец пустышки, она выбросила остаток в ближайшую урну, а резиновый кончик осторожно засунула в левую ноздрю Хальберстама.
– Боже милостивый! – гнусаво вскрикнул актер. – Что ты там делаешь?
– У тебя нос должен быть распухшим.
– Осторожно там своими ногтями!
За спиной Мэйзи послышался шум – звук шагов у двери на сцену.
– Привет!
Мэйзи резко повернулась на голос.
Сперва она никого не увидела. Около задника был целый лес старых кабелей, шкивов и противовесов. За кабелями тянулась полуразрушенная кирпичная стена, соединяющая сцену с задней частью здания. А в дальнем углу, наполовину загороженная штабелем мешков с песком и грудой связанных в пучки осветительных кабелей, была дверь на сцену. Она была полураспахнута, и через нее падал грязноватый лунный свет из аллеи.
В этом свете стоял крупный силуэт.
– Джо?
Мэйзи шагнула к двери, прищуриваясь, чтобы рассмотреть получше.
Джо Флад стоял на пороге с мрачноватым лицом и руками в карманах. Куртка его была измята, и даже в полумраке было ясно, что он чем-то расстроен.
– Привет, детка, – тихо сказал Джо, и в голосе его была какая-то дрожь. – У тебя есть свободная минутка?
– Да, конечно, но... – Мэйзи повернулась к сидящему в кресле актеру. Деррик, не могли бы мы прерваться на несколько минут?
Актер мрачно уставился на нее:
– Ты что, хочешь, чтобы я бродил по театру в таком виде?
– Деррик, прошу тебя, очень нужно.
Хальберстам неохотно уступил ей, встал с кресла и исчез за кулисами.
Мэйзи почувствовала, как у нее дыбом встают волосы на затылке. Что-то с ним не так.
– Что случилось, Джо? В чем дело?
Джо шагнул вперед и сухо поцеловал ее в лоб. Мэйзи вдохнула его запах мускусную смесь карденовского крема после бритья и сигаретного дыма. Джо показал ей рукой на кресло дантиста:
– Нам нужно поговорить.
Мэйзи села.
– Хорошо, давай поговорим.
– Ну в общем, дело такое...