Игра Лазаря
Шрифт:
Лазарь догадывался об истинных причинах таких издевательств над собой. Где-то в глубине инсона Дара отчаянно сопротивлялась планам по саботированию её отношений с Ником. Логика подсказывала ей, что альтернативы нет, но инсоны на то и инсоны, что далеки от логики настолько, насколько эмоции далеки от гласа рассудка. В них не существует рассудительного понятия «надо» – есть только мещанское «хочу». Или «не хочу», в зависимости от ситуации. Сейчас Дара явно не хотела.
Идею с кинотеатром решили отменить, чтобы начать сразу с ресторана. Невозможно было предсказать заранее, как всё пойдёт – многое зависело от таланта, и, что немаловажно, самоотдачи
Пока Дара наводила марафет, Лазарь с командой готовились к погружению в инсон в спальне Сенса. В комнате Лазаря со вчерашнего дня был объявлен трёхдневный карантин. Оказалось, добавлять в масляные краски сиккатив неизвестного производителя, купленный на блошином рынке за бесценок у мужика сомнительной алкогольной наружности, было не самой лучшей идеей. Мало того, что краски теперь воняли, как взрыв нефтяной платформы в Мексиканском заливе, так они ещё и сохли в два раза дольше, чем обычно, и в четыре, чем обещалось.
Яника лежала на диване, прикрыв глаза и готовясь к погружению. Лазарь сидел в кресле напротив и молча наблюдал за ней. С момента заключения унизительной сделки с офицерами Ведущего, они ни разу не обсудили предстоящую Игру друг с другом. Нет, они, конечно, говорили на эту тему – например, когда строили план на сегодняшний вечер – но внутренний правдолюб напомнил, что строил-то в основном Лазарь, тогда как Яника по большей части отмалчивалась. К тому же, все разговоры касались рабочих моментов дела, а не его сути. Яника ни разу не высказала своего отношения к морально-этической стороне вопроса, что было, по меньшей мере, странно. Для человека, познавшего обратную сторону всех видов любви во всей её разрушительной мощи, не выразить протеста по поводу происходящего равносильно крику об этом через рупор мегафона. Шестое чувство подсказывало Лазарю, что рано или поздно этот немой крик обретёт свою герцовую частоту.
В пятнадцать минут шестого отзвонился Сенс. С деловитой интонацией Джеймса Бонда сообщил: «Дара в ресторане, всё идёт по плану». Лазарь шёпотом подтвердил и нажал на отбой. Сидевший рядом Марс даже не вздрогнул – мальчишка завороженно наблюдал за тонкими струйками дыма, которые сочились из рыжего локона, тлеющего в блюдце на груди у Яники. Часть этих струек лениво заползала ей в ноздри (именно заползала, а не втягивалась, потому что грудь Яники почти не двигалась при дыхании), и, словно оптоволоконные провода, несла в себе сигналы от источника, находящегося в десятках километров отсюда.
Наконец, расслабленность в теле Яники пропала, она вздрогнула, напряглась. На лбу забилась тонкая жилка. Девушка прошла.
– Я поведу, – вполголоса обратился Лазарь к Марсу, хотя соблюдать тишину уже не имело смысла. Теперь Янику не добудишься и пушечной канонадой.
– Я сам могу!
– Знаю. Но сейчас не время экспериментировать. Если тебя забросит в соседний квартал, мне будет некогда бегать за тобой.
– А тебя не может забросить?
– Слушай, Мало… Марс. Дело не в возрасте. Дело в опыте. Который приходит с возрастом.
– А ещё он приходит с практикой, – резонно возразил мальчишка. – Можно сто лет учить правила дорожного движения, но пока за руль не сядешь, тачку водить не научишься. Чё зенки вылупил? Думал, я только быдлить умею?
Лазарь действительно немного ошалел от такого ответа. И, да, он действительно так думал. Но признаться в этом сейчас было всё равно, что расписаться в собственной близорукости. Он уже допустил эту ошибку однажды, и не собирался наступать на старые грабли вторично.
– Ладно, умник, – Лазарь встал с кресла, забрал с груди Яники блюдце с дотлевающим локоном. Обернулся к Марсу и приглашающе кивнул: – Ну, чего зенки вылупил? Прыгай в тачку.
4
Никакого ресторана нет и в помине. Вокруг, насколько хватает глаз, не наблюдается вообще ни одной рукотворной постройки. Сплошь деревья да подстриженные в симметричные кубы кусты вдоль узких асфальтовых аллей. Аллеи змеятся чёрными лентами во всех направлениях, тут и там на них попадаются низкие рейчатые лавки с покатыми спинками. Лавками разделяют фонарные столбы с шарообразными пластиковыми плафонами. Люминесцентные лампы внутри ещё не разогрелись (видимо, фонари включили совсем недавно), плафоны горят тусклым желтоватым светом, которого явно не хватает для этого сумрачного места. Солнце почти село, его лучи с трудом пробиваются сквозь кроны деревьев, сплетённых над головой в единый зелёный узор. Тут и там по аллеям прохаживаются люди – в небольших компаниях, но преимущественно парами. Другие дают отдых ногам на лавочках, пьют воду, щёлкают семечки и тихо смеются.
Парк.
Видимо, ресторан на сегодня тоже отменяется, с грустью подумал Лазарь. Было бы весьма глупо ожидать, что реальное свидание в ресторане получит зеркальное отражение в инсоне. Более того – далеко не факт, что оно вообще отразится здесь в привычном понимании слова «свидание». Инсоны и явь так же далеки друг от друга, как кино от реальной жизни. Если явь – глыба мрамора, то инсон – глыба, от которой отсекли всё лишнее. Масляный экстракт из эмоций, выжатый из перемолотого и пережёванного жмыха ощущений.
Не сказать, чтобы Лазарь исходил вдоль и поперёк все Ростовские парки, но почему-то его не покидало ощущение, что этот парк точно не найдёшь на карте города. Слишком уж большой, густой и дикий. Ни тебе кафешек, ни каруселей – ничего из того, что призвано обирать до нитки романтически настроенный контингент. Что ещё хуже, Яники и Марсена поблизости тоже не оказалось. Хорошо хоть появления самого Лазаря осталось незамеченным – его выбросило между аллеями на полянке, загороженной от любопытных глаз стрижеными кубами кустов.
Лазарь попытался определиться со временем года. Судя по густой растительности на деревья, получалось лето, но температура воздуха больше подходила для середины весны. Лазарь принюхался к самому воздуху. Слишком свежий и влажный для пыльной летней засухи. Стало быть, весна. В водолазке уже через полчаса станет жарко, но, памятуя о тёмных зонах Энуо, Лазарь решил пока не снимать её.
Часы показывали половину пятого. Дарения уже давным-давно в городе, значит, времени в обрез. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Лазарь вышел на дорожку и ещё раз огляделся. Никого.