Игра на Цезаря
Шрифт:
Дел было в обрез не только у меня. Глеб Анчаров с утра три раза сносился из Главной канцелярии во дворец. Разругался с двумя чиновниками, которых про себя звал всегда «ветошью». Впрочем, воспитание некромантское не позволило ему и в этот раз произнести «смертельный диагноз» вслух. Поэтому вечером, уже дома, и жутко уставшим (после пробежек еще и в Тайриль, Либряну и на пару старых северных рудников), ходил из угла в угол, гневно бубня:
– Ветошь… Столовая ветошь… Конец света наступит, вы справку у сатаны запросите о том, что вас в известность накануне не поставили… Конец света… Конец… – тихий звон колокольчика отвлек его
Первая поименованная, поджав губки, строго произнесла:
– Здравствуйте, Глеб. Моя доча… дочь моя нам все рассказала. И хоть я ее дурной порыв никак не одобряю, мало того, считаю полным сумасшествием, сейчас, в первую очередь, хотела бы выразить вам свое большое материнское негодо…
– Кх-ху!
– Негодо…
– Кху-кху!
– Свое… да что такое, Нинон?!
– Глеб, добрый вечер, – басом огласилась вторая. – Катаржина, мы сюда не за тем пришли. Иначе бы вовсе не стоило.
– О чем «не стоило» бы? – прищурился на них Глеб. – Может тогда вовнутрь?
– А и зайдем! – шерканула по некромантским штанам юбкой «негодующая мать».
Нинон, скривив хозяину дома мину, протиснулась следом.
– Ну… ду-рёха, – тихо выдохнул в сердцах Глеб и закрыл за визитершами дверь…
У каждого в этот вечер были свои дела. Впрочем, к чему повторяться? Да и господин Сирок – не та персона, чтоб тратить на нее свое красно(косно)речие и тупить новое перо. Просто, ему сегодня крепко свезло – в одном из давно закрытых рудников «Грани» на западе страны обнаружился не просто «плодоносный пласт», а пласт с атрактином. И эти шакалы из Либряны, которые снуют в поисках чужого добра, его втихую нашли и уже вскрыли. Мало того, притащили оттуда на продажу образец. Один в один – их «старый клен». Но, не тут-то было. Господин бывший Верховный не зря столько лет в Прокурате делами крутил – сорвался сразу, подхватив с собой пять бойцов в охрану рудника. А шакалов этих он после вычислит и хорошо потрясет. Теперь же главное – рудник. Да он сам вглубь полезет и сам всё пересчитает-проверит. Не то сейчас время, чтоб полагаться на других. Время дел, а не отдыха. А дел сегодня – по горло…
Племянница господина Сирока, Ксения Штоль, в последний раз перед выходом поправила на своем горле красивый платок: стерва эта дикая расстаралась. Сколько дней прошло, а следы, как после демона – не меркнут, не исчезают. Но сейчас Ксения решила получить компенсацию. Жаль, что пока лишь моральную. Да заслужила эта «демоница»! И «рыцарь» ее хобий давно заслужил! «Образцовая пара», любовь – «выше куполов», а развалилась как карточный домик. И тогда, восемь лет назад, и сейчас. И даже, если б дядя со своими «корректировками» не влез, все было б и без того идеально: Ника – в горы Тинарры через месяц-другой, а она сама б в сопределье ломанулась… Только вот следы на шее… Они в эту «идеальную» схему не входили никак. Ну, досадный недочет (а кто ж знал, что еще и Лапиньш влезет?). Да Ксю бы опять что-нибудь придумала. Ведь, не дура. Далеко не дура.
Перед литыми воротами двухэтажного мраморного особняка она, вдруг, замерла. Остановилась. Не то, чтоб, в последнем раздумье, просто решила повторить:
– Так… Условие от нас: добиться продолжения работ во дворце с новым архитектором. Как его?..
Дом встретил ее полным пустым равнодушием. И удивил царившим бардаком. Да будь ее воля и такие хоромы, уж она бы развернулась, а тут… И представила Его Величество среди местных строительных лесов в позе… в позе… Да-а. От таких вольных фантазий на душе Ксю сделалось и весело и зло. А еще неожиданно пришло понимание, что никогда они с Агатой подругами не были. Никогда. Даже в те годы, когда она эту стерву почти боготворила – слишком они разные. И те «ограничения», что ставят для себя подобные Агате и Нику существа в жизни, ей не укоротят высоту полета. Никогда. Она выше всего этого.
– Эй, есть тут кто-нибудь?!.. А-а, ну, здравствуй, «подруга»! Спускайся на разговор! И, да, тебе привет от твоего мужа: сильно кланялся… когда кровью плевался. В последний раз…
Его Величество, Василий Второй, в последний раз так волновался перед встречей с женщиной много лет назад. И женщина эта позже стала его венценосной женой. А он тогда был слишком молод и пытался соответствовать. В жизни его, с детства загнанной в тупики и лабиринты норм постоянно приходится «соответствовать»… Как он тогда сказал ей, своему Воробушку… «Монархи тоже способны на эмоции. Иначе они были бы правителями камней». Совершенно точно. Да только, «эмоции» – это слабость, которую монархи позволяют себе не всегда.
А Воробушек… Чистое искреннее создание. Полный контраст его «тупикам» и после стольких попыток почувствовать себя непритворно ценным – последний и самый большой на это шанс. Шанс, взлелеянный за долгие восемь лет. И вот теперь он его точно не упустит. Капнет сверху скупой слезой сострадания, оградит от всех житейских неприятностей и проблем. Наполнит пустоту от утраты мужа заботой и покровительством. И Воробушек его вновь запоет. От души страстно и благодарно… Страстно и благодарно… Это обязательно свершится. А шторм, что сократил его ежегодный круиз – ни что иное как тому знак. Да и Лемех доложил: она была решительна в согласьи. Значит, все идет как надо.
– Ваше Величество, позвольте мне, все ж, вас сопроводить?
Василий Второй уже у двери в дом замер:
– До какой стадии?
– Ваше Величество? – недоуменно застыл рядом секретарь.
– Я спрашиваю: до какой стадии я нуждаюсь в твоем «сопровождении»? Неужели охраны, которую ты натыкал по всем здешним углам, недостаточно? Ты решил и лично «поучаствовать»?
Господин Лемех отвел в сторону взгляд:
– Прошу прощения, Ваше Величество. Уверен: принятых мер вполне хватит.
– В том то и дело, – процедил монарх. – Исчезни. До завтрашнего утра, – и перехватив в одной руке коробку с подарком, занес вторую над дверной створкой. Секунду подумал. И просто ее толкнул.
Тяжелая, обитая лучшей бадукской латунью дверь, бесшумно открылась, высветив в конце холла пыльный светильник на стене. Его Величество, сделав шаг вовнутрь, удивленно осмотрелся… Забота и покровительство. Явно это место, собственный его щедрый дар, в них нуждается. И монарх, отдаваясь шагами в гулкой пустоте, пошел к лестнице наверх.