Игра на Цезаря
Шрифт:
– Доча, там к тебе тот самый…
– Я иду!..
– Доброе утро, Агата!
О-о, зато у Эрика с утра сил было на целую дюжину таких вот, как я:
– Ага… Пошли, – и черкнула под кленом у калитки арку подвала…
Сразу на месте нас гостеприимно обдало свежим восточным ветром. Я в ответ поежилась и дернула за шнурки на горловине рубашки. Эрик лишь еще шире расплылся в улыбке:
– Ты постой немного. Я сейчас. Ключ наша комтурия накладывала. Стандартный. Дело минуты.
– Давай, – оглядываясь с крыльца, зевнула я.
Дом как дом. Бесприютная убогая серость. Бугор
– Агата – всё. Заходи, – гостеприимно распахнул Эрик двери. У-у-у… И здесь – сквозняки. – Что ты хочешь посмотреть? – вспорхнула парочка птах с окна под его гулким зовом.
Я, проследив за ними, кивнула в конец облезлого коридора:
– Там. В месте основного потока. Где зеркало и стояло.
– Ладно, – первым захрустел он штукатуркой под подошвами.
Я медленно двинула следом, отмечая признаки силовой зоны по сторонам и изменения за последние полдня. И тех и других в итоге набралось немного. Даже если сравнивать с собственным прошлым из кадетства. Да оно и понятно: Дом выскочек – учебный полигон. Здесь все по описи. Проверено и зафиксировано. И даже если местные искатели приключений влезут (что вряд ли в виду охраны от Прокурата), то все одно, накануне каждых учений все тщательно проверяется на сохранность… Кажется, второй, да, второй комтурией. Она этим занимается.
– Эрик, где оно стояло? Мне надо точно знать, – остановилась я на пороге сумрачной большой комнаты с наглухо заколоченными окнами. Скудные лучи солнца едва пробивались в щели между рассохшимися досками. Падали на гнилое кресло в углу и полосами выхватывали оббитые стены.
Парень с прищуром медленно развернулся по кругу:
– Вот здесь, – вскинул руку в простенок между окон. – На полу, приставленое к стене. А теперь – в лаборатории Прокурата. До последнего осколка.
– Ага, – направилась я туда. – И это – без изменений. Стояло там же, как и много лет назад. Что до самого зеркала… Высокое, узкое. В разъеденной жучками раме. По-моему, липовой. Крашеной когда-то под золото. В верхнем правом углу – след от магического заряда в виде круглой подпалины. И в том месте еще само зеркало треснуло… двумя, нет, тремя расходящимися в стороны лучами.
– Вот это память, – хмыкнул сбоку от меня Эрик. Потом потер свой выдающийся лоб. – Трещины, значит?
– Ага.
– И подпалина?
– Так точно… Эрик, расскажи мне еще раз: как проходили сами учения. Где в это время был Ник, преподаватель кадетов…
– Господин Коржун?
– Да. И ты сам.
– Ладно, – старательно выдохнул он. – Как все тогда проходило… Я вообще на подобном мероприятии в новом качестве был впервые. Меня Ник с собой взял в помощь.
– Это я знаю.
– Угу… Мы с ним встали по диагонали. Я, – развернулся Эрик к двери. – у входа в дом, слева. Он – тут. Господин
– Что, «Ник»?
– Он, как будто, что-то забыл здесь, в этой комнате и вернулся. Потом вышел наружу. Я у него спросил: куда он теперь. Мы из-за дождя подвалами сюда, без грифонов. И он сказал, что я свободен. А он сам все еще раз проверит и закроет.
– Сам?
– Да, Агата, – скривился Эрик.
– Но, ведь это – не по инструкции? – опешила я.
– Ну… да. Поэтому я про данный факт ничего при расследовании не сказал, – отвел парень взгляд. – Не хотел его подставлять. Да и сам тоже виноват – не надо было домой тогда спешить. Без него. Всегда ж вместе, а тут…
– А тут, значит, – нахмурилась я. – Эрик, он зачем-то в эту комнату вернулся. Зачем?
– Не знаю, Агата. Сам голову ломаю. Все нормально здесь было. Углы мы все после кадетов подчистили. Всплеск уже пошел на убыль. Да и странный он в ту ночь был.
– Всплеск?
– Угу. Хотя мне судить трудно. Вроде, общий фон был и замутнение, но вот локальных очагов – нет. И на зеркале этом. Они, видимо, позже появились.
– Видимо, позже… Но, зачем он сюда вернулся? Что его тут привлекло?
– А хоб… кто ж знает? – потерянно вздохнул парень.
– Ну, хоб, может и не в курсе. А вот я знать буду… Есть идея. Пошли.
ГЛАВА 4
Деревня Поперечка с края бугра была похожа на стайку разномастных толстых цыплят, сгрудившихся под боком у своей грозной матери. Пологой, заросшей кривым смешанным лесом и с сомнительной репутацией. Да видно оная здешних селян не пугала, раз строились они, взбираясь огородными и пастбищными боками прямо на бугор. То есть мать свою… Чтоб ее… Это я так в «деревенский фактор» погружаюсь…
– Агата? – скривился с рукой у лба Эрик, застывший рядом. – Почему в обход от Дома выскочек сюда пошли, я понял. А вот зачем?
– Точно пока не знаю, – обозревая жизнь внизу, протянула я. – Да только еще в береднянскую свою бытность научилась относиться к деревенскому фактору очень серьезно.
– Угу… А что в него входит? Кроме примерной численности местных и их уровня жизни?
– В этот фактор?.. Во-первых, здешние моральные ценности. Во-вторых, специализация по роду занятий. Это так, если «с бугра». Остальное – уже изнутри. Если нужные вопросы задать и умудриться вызвать при этом… доверие.
– И что с местными «ценностями»? – уточнил Эрик. – Ты вон про тот, давно не беленый православный храм на окраине?
– Ага. И про него тоже. Судя по состоянию здания, здешний Батюшка мясо ест не на каждый обед. Видишь, и ворота давно заржавели и купола?
– И колокольня – в лесах. Определяя по серости досок – уже не первый год.
– Так точно, – хмыкнула я. – А вот сами деревенские дома… глянь.
– Много двухэтажных. Резные фронтоны, окна и ворота окрашены… Процветают попереченцы.