Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса
Шрифт:
Не прошли мимо внимания публики и заметки Шекспира на полях нескольких старых, но не очень ценных (купленных у букиниста) книг; таким образом, подтверждалось существование у Барда собственной библиотеки. Вскоре нашёлся и каталог этой библиотеки, составленный лично Шекспиром; запись о двух книгах, изданных в 1613 году, свидетельствовала, что каталог делался в конце жизни, надо полагать — в Стратфорде, куда книги были перевезены из Лондона. Кое-кто удивлялся, что до сих пор не найдено никаких писем Шекспиру от коронованных особ, и, естественно, вскоре желающие могли лицезреть личное письмо Елизаветы I «доброму мастеру Уильяму Шекспиру в театр «Глобус» на Темзе» с благодарностью за присланные «милые стихи» и с напоминанием: привести во дворец лучших актёров, «чтобы доставить удовольствие мне и лорду Лейстеру, который будет с нами». По мнению некоторых тогдашних учёных, такая тёплая, почти дружеская
Старший Айрленд тем временем работает над изданием своего альбома гравюр «Уорикширский Эйвон», где собирается подробно сообщить о найденных его сыном шекспировских рукописях. Но прежде он хочет, чтобы текст этого сообщения был просмотрен их таинственным владельцем — «мистером X», как обозначил его сын. Завязалась переписка; забавно, что, сочиняя письма отцу от имени таинственного благодетеля, Уильям-Генри не потрудился даже изменить свой почерк! Мистер X особенно обращал внимание Сэмюэла Айрленда на выдающиеся интеллектуальные и нравственные качества его сына, на его несомненный литературный дар, на сочинённую им пьесу (монолог из этой пьесы прилагался), не уступающую по стилю и глубине мысли любой из шекспировских. «Ваш сын — брат по гениальности Шекспиру, и он единственный человек, который всегда идёт рука об руку с Шекспиром». Право же, молодому Айрленду нельзя отказать в остроумии и некоторых литературных способностях. Но ему не хватало чувства меры, хотя успех такого дерзкого розыгрыша мог бы вскружить голову и более осторожному и зрелому человеку.
Разоблачение иногда казалось почти неизбежным, хотя и не со стороны эрудитов, знатоков истории и старинных рукописей. То посетитель случайно уронил документ, «заверенный» восковой печатью, и она развалилась на две половинки, из которых её смастерил фальсификатор, то горничная увидела, как он пишет письмо от имени королевы Елизаветы, то обнаружилась подлинная подпись Хеминга, нисколько не похожая на закорючку Айрленда. Кое-как удавалось выкручиваться…
Публично никто пока не обвинял Уильяма-Генри в подлоге, и работа по изготовлению шекспировских раритетов продолжалась; коллекция Айрленда-старшего пополнялась. Появились «очищенная от тёмных мест и вставок, сделанных актёрами», версия «Короля Лира», а также несколько страниц «самого авторского из всех вариантов "Гамлета"». Более того, обозначились контуры совершенно нового шекспировского произведения, о котором до этого никто никогда не слышал, — исторической трагедии «Вортигерн и Ровена». За нехваткой времени отцу показывались листы с текстом трагедии, написанным рукой сына, с объяснением, что «"мистер X" не желает расставаться с оригиналом, пока он не будет полностью скопирован».
Наконец, в феврале 1795 года, решив, что его коллекция обрела достаточную полноту и убедительность, Сэмюэл Айрленд открыл её для публичного обозрения. Наверное, в этот день он и его сын совершили свою самую серьёзную ошибку. Если бы вместо этой амбициозной затеи они просто объявили, что драгоценные рукописи пропали, исчезли, украдены или где-то сгорели, положение в шекспироведении сегодня выглядело бы несколько иначе…
Сначала всё шло гладко. Желающих ознакомиться с раритетами было больше, чем ожидалось. Прославленный историк литературы Джеймс Босуэл-старший, друг Мэлона, не ограничившись словами одобрения и восторга, опустился на колени и поцеловал один из выставленных экспонатов: «Слава Богу, я дожил до того, что увидел эти бесценные реликвии нашего Барда». Секретарь Геральдической палаты Фрэнсис Уэбб восторгался не менее бурно: «Эти документы содержат в себе не только подписи, начертанные его рукой, но и отпечаток его души, его гения… Эти документы показывают
Некоторые посетители, однако, с сомнением покачивали головой. Историк Джозеф Ритсон внимательно всё осмотрел, задал Уильяму-Генри несколько конкретных вопросов и удалился, не сказав ни слова. Своему другу он написал, что «шекспировские бумаги, о которых так много говорят, — это набор подделок, рассчитанный на обман публики». Однако вслух собственного мнения он почему-то не высказал, и большинство продолжало верить Айрлендам; список подписчиков на готовящееся издание айрлендовских «рукописей» продолжал пополняться новыми именами, в том числе и весьма почтенными.
Кое-кто высказал мысль, что, если существуют какие-то законные наследники Шекспира, они могут потребовать передачи им найденных документов. Это встревожило Уильяма-Генри, и в результате вскоре появился новый документ, написанный лично Уильямом Шекспиром ещё в октябре 1604 года! Этим документом Шекспир оставлял некоему Уильяму-Генри Айрленду рукописи своих пьес и при этом объяснял, почему он так поступает. Оказывается, Бард, по вине подгулявшей компании, опрокинувшей лодку, в которой он переправлялся через Темзу, оказался в воде и несомненно утонул бы, но отважный Уильям-Генри Айрленд с риском для жизни вытащил его на берег. К акту дарения прилагался даже эскиз строения в Блэкфрайерсе, «где живёт мистер Айрленд». Ещё был лист пергамента с изображением гербов Шекспира и Айрленда, связанных цепью, а под этим рисунком — трогательные благодарственные вирши Великого Барда.
Надо сказать, что (по причуде истории) человек по имени Уильям Айрленд действительно жил в одно время с Шекспиром и с Шакспером! В декабре 1604 года он арендовал у лондонца Генри Уолкера строение (привратницкую), то самое, которое в марте 1613 года купит у Уолкера Уильям Шакспер. Купчая на это строение, где упоминается и имя арендатора Айрленда, вместе с закладной на эти строения была найдена в конце XVIII столетия; оба документа получили известность, потому что содержат две из шести найденных подписей Шакспера. Можно представить себе радость нашего клерка, когда он увидел почти что своё имя в факсимильном воспроизведении подлинного шекспировского документа!
«Уточнить» Уильяма Айрленда в Уильяма-Генри Айрленда (при уже накопленном опыте и наличии нескольких чистых листов старинной бумаги) — дело несложное. Отцу было сказано, что у «мистера X» имеются документы, подтверждающие происхождение их семьи от того самого, жившего в шекспировские времена Айрленда. У отца от таких как с неба свалившихся новостей голова шла кругом. К тому же, некоторые влиятельные друзья полагали, что Герольдия не будет возражать, если Сэмюэл Айрленд захочет соединить свой герб с шекспировским!
Но всё было превзойдено «Актом от 23 февраля 1611 года» — это было нечто вроде предварительного шекспировского завещания. В отличие от подлинного завещания Шакспера, найденного в 1747 году, произведение Уильяма-Генри Айрленда не должно было оставить ни малейшего сомнения, что судьба литературного наследия заботила Шакспера не меньше, чем судьба серебряной чаши и второй по качеству кровати. Джону Хемингу предписывалось открыть большой дубовый сундук в театре «Глобус», достать оттуда рукописи нескольких пьес, в том числе «Тит Андроник», «Два веронца», «Генрих VIII» (!), и передать их Бербеджу и ещё двоим актёрам, себе же взять пять пьес, в том числе «никогда не печатавшуюся пьесу "Генрих VII"». Жене возвращались писанные ей когда-то любовные письма Барда, она также получала его небольшой портрет, несколько колец и приличную сумму в 180 фунтов, что, конечно, объясняло, почему ей ничего не оставлялось в завещании 1616 года.
Дочери (имя не названо, очевидно, младший Айрленд торопился или забыл, что у Шакспера было две дочери) завещалась сумма поменьше, но зато она получала его «любимое кольцо, подаренное Саутгемптоном». Самое деликатное и волнующее поручение давалось другу Хемингу, оно касалось некоего не названного по имени ребёнка. Этому ребёнку по достижении им 15 лет Хеминг должен вручить солидную сумму; ему же надлежит передать из заветного сундука 18 пьес, никогда ещё не печатавшихся, и ещё 8 других, вместе с пьесой «Король Вортигерн». Все эти пьесы (а также те, которые Бог ещё сподобит драматурга написать) и все доходы от их печатания и постановок в силу данного документа становились навечно собственностью этого таинственного ребёнка и его потомков! Наметились контуры потрясающей коллизии: проживавший в конце XVIII столетия на Норфолк-стрит в Лондоне клерк Уильям-Генри Айрленд вот-вот должен был превратиться в прямого потомка, а стало быть, и наследника Великого Барда!