Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса
Шрифт:
Знаменитый писатель Генри Джеймс, измученный попытками проникнуть в «шекспировскую тайну», не удовлетворённый ни бэконианской гипотезой, ни тем более стратфордским евангелием, писал после посещения Стратфорда: «Меня неотступно преследует мысль, что божественный Уильям является величайшим мистификатором, когда-либо существовавшим в этом мире…»{53}.
В XIX веке продолжалась интенсивная работа учёных над шекспировскими текстами, заново сличались тексты прижизненных кварто и посмертных фолио. В 1860-х годах появилось девятитомное издание произведений Шекспира, считавшееся самым авторитетным, — кембриджское, включавшее все основные разночтения. В 1871 году в США О.Х. Фэрнес начал выпускать «Новый вариорум» — каждому произведению посвящён отдельный большой том — колоссальное
Говоря об изданиях Шекспира в XIX веке и работе над его текстами, нельзя не упомянуть хотя бы в нескольких словах о такой курьёзной странице истории английского шекспироведения, как бурная деятельность Джона Пейна Кольера (1789—1883). Обладая репутацией большого знатока старой английской литературы, Кольер издал немало книг, в том числе сочинения Шекспира, Сидни, Спенсера, Марло, Манди, Четла. Позже, однако, выяснилось, что при этом он постоянно использовал сфабрикованные или фальсифицированные им документы эпохи. Подделывая почерк и чернила под старинные, он изготовлял нужные ему «письма» с упоминанием имени Шекспира или вписывал это имя в подлинные документы XVI—XVII веков. Особенно скандальную известность приобрели его махинации с попавшим в его руки экземпляром Второго фолио 1632 года, куда он вписал огромное количество «поправок», объявив на весь мир, что нашёл подлинные корректорские правки, современные книге. Эти «поправки» он стал вносить в тексты шекспировских пьес в своих изданиях (1842—1853 гг.), широко их рекламируя; газетные и журнальные обозреватели приветствовали «великие открытия учёнейшего шекспироведа».
Прошло немало времени, пока подделки Кольера были разоблачены (благодаря тому, что, войдя во вкус, он стал забывать об осторожности). Но многие сочинённые им «факты» и «поправки» в шекспировских текстах успели разойтись по миру (особенно в переводах) и ещё долго принимались за чистую монету и оказывали влияние на представления о Великом Барде и его творениях среди читателей в разных странах, в том числе и в России… Этот эпизод показывает, что странное «белое пятно» (или «чёрная дыра») в самом сердце елизаветинско-якобианской культуры было замечено и оперативно использовано не только «открывателями шекспировских портретов», но и «литературными экспертами» определённого толка.
В XIX веке шекспировские биографии стали изобиловать фактами, выгодно отличаясь в этом от своих предшественниц: данные о постановках и изданиях шекспировских пьес, литературоведческий и театроведческий их анализ, отклики на них современников и, конечно, больше всего — документы и «предания» об Уильяме Шакспере, его денежных и имущественных операциях, его родне, близкой и дальней, судьбе приобретённых им в Стратфорде участков и строений и т.п. Много места стали занимать и рассказы о лондонских театрах, театральных труппах и отдельных актёрах. Связать воедино весь этот обширный и разнородный материал было непросто, но помогала традиция.
Из тех, кто в XIX веке внёс наиболее значительный вклад в становление шекспировской биографии, следует отметить Джеймса Холлиуэл-Филлипса. В своих многочисленных работах он уделял особое внимание не только поискам, но и тщательному воспроизведению и анализу документальных свидетельств. Он показал несостоятельность некоторых преданий, уточнил ряд важных фактов. Можно напомнить, что он был первым, кто заметил честеровский сборник и задумался над этой удивительной книгой. Прискорбно, однако, что углублённые научные изыскания соседствовали у Холлиуэл-Филлипса с сомнительной привычкой красть книжные и рукописные раритеты из университетских книгохранилищ или варварски выдирать из них интересовавшие его страницы.
Трудились в биографическом жанре и многие шекспироведы, объединившиеся в 1874 году в Новое Шаксперовское
К значительнейшим из нового поколения шекспировских биографий принадлежит появившаяся в 1898 году книга «Жизнь Уильяма Шекспира»{54} историка и литературоведа Сидни Ли (инициатора и редактора Национального биографического словаря), неоднократно потом переиздававшаяся и дополнявшаяся. Это серьёзная работа эрудированного знатока эпохи, обобщившая много новых фактов, найденных во второй половине XIX века. Интересно отметить, что, хотя сам Ли никогда не высказывал сомнений в истинности стратфордианской биографической традиции или сочувствия бэконианцам, его книга — а точнее, излагаемые им факты — способствовала дальнейшему распространению сомнений. Его естественные для историка попытки увязать, рационально согласовать результаты изучения шекспировского наследия со стратфордскими документами обнажали — вопреки намерениям Ли — разнополюсность, несовместимость этих элементов, и неудивительно, что книга вызвала сдержанное к себе отношение уже со стороны следующего поколения шекспироведов. Читатель, наверное, смог убедиться, что биографический аспект — сложнейший в шекспироведении, и не биографы Шекспира в этом виноваты, а сам Шекспир…
Следующая важная работа появилась уже в XX столетии, в 1930 году, и принадлежала перу крупнейшего шекспироведа сэра Эдмунда Чемберса (1866—1953). Книга заметно отличалась от того, что принято называть биографией, то есть связным и последовательным жизнеописанием, это скорее монументальное собрание всех документов и фактов, имеющих отношение к Шекспиру, что подчёркивается и осторожным названием книги «Уильям Шекспир. Исследование фактов и проблем»{55}. В отличие от Ли, Чемберс не делает попыток нарисовать какой-то рельефный образ Великого Барда в свете всех имеющихся о нём свидетельств: литературных, с одной стороны, и стратфордских документов, «преданий» и реликвий — с другой. Такой «стерильный» подход к изложению фактов позволяет отодвигать в сторону квинтэссенцию дискуссии о личности Шекспира, её подлинные причины. Хотя Чемберс создавал свой главный труд в течение десятилетий, окрашенных острой полемикой именно вокруг этой проблемы, он обычно не дискутирует с нестратфордианцами и старается не упоминать об их гипотезах и трактовках фактов. Такое принципиальное игнорирование основных оппонентов характерно не только для Чемберса.
При развернувшихся по всей Англии поисках много важных бумаг было найдено в поместьях и замках отпрысков аристократических семейств, не всегда представлявших себе огромной ценности оставшихся от предков писем, дневников и даже заурядных хозяйственных записей. Большая часть этих документов в течение нескольких столетий лежала неразобранной и даже непрочитанной; немало бесценных рукописных материалов погибло от пожаров и небрежного хранения. Для целенаправленных поисков и исследований была создана специальная Комиссия по историческим рукописям, занимались этим и несколько научных обществ.
Имя Шекспира в этих старых манускриптах, записях и письмах встречалось редко (реже, чем имя Шакспера в стратфордских документах), поэтому каждое такое упоминание требовало тщательного изучения. Посвящение первых шекспировских поэм графу Саутгемптону, а посмертного Великого фолио — графу Пембруку и графу Монтгомери с упоминанием о поддержке, оказывавшейся ими Шекспиру, бесспорно свидетельствовало о какой-то близости Барда к этому аристократическому кругу. Об этом же говорила реплика Хора в «Генрихе V», неожиданно сравнивавшая возвращение победоносного короля, сокрушившего когда-то враждебную Францию, с ожидавшимся в 1599 году возвращением из Ирландии Эссекса («дай бог, чтобы скорее»), которому автор желает «поднять ирландский бунт на острие меча» и предвидит толпы ликующих лондонцев, встречающих победителя. Сравнение в исторической пьесе совсем необязательное и даже натянутое (а для Шекспира и уникальное) и тем более выдающее личные симпатии Барда. Поиски следов Шекспира в этом кругу обещали успех, хотя некоторые из этих следов и были утрачены уже в XIX веке.