Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса
Шрифт:
Долгое время полагали, что это портрет Филипа Сидни после его путешествия на континент (1574—1575 гг.), пока по ряду признаков не стало ясно, что портрет написан значительно позже (да и художнику И. Оливеру в 1575 г. было лишь десять лет). Но если это не Филип Сидни, то кто же? Давно уже обращено внимание на рисунок на титульном листе книги Р. Бертона «Анатомия меланхолии» (1621 г.), изображающий Демокрита, сидящего на камне под деревом в позе, сходной с позой молодого лорда на миниатюре Оливера; сходен и рисунок, образуемый газонами и дорожками. Ясно, что рисунок в бертоновской книге специально напоминал осведомлённым читателям о человеке, изображённом Оливером. Сходство здесь не случайно, не случайна и философско-художественная близость Бертона
Бен Джонсон, оказывается, знал эту миниатюру Оливера — он говорит о ней в своём послании Драммонду (1619 г.), вспоминая «изящные стопы того, юного, кто сидит там в тени дерева Аполлона» [88] , значит, этот знакомый Джонсону молодой аристократ имел отношение к поэзии.
Изучая загадочный «портрет неизвестного молодого человека», так его именуют после многолетней дискуссии, я отметил и рисунок в книге Бертона, и стихотворение Бена Джонсона, и падуанскую крытую уличную галерею. После того как эксперты пришли к заключению о датировке миниатюры второй половиной 90-х годов, все эти признаки в своей совокупности указывали на одно и то же: на портрете изображён молодой граф Рэтленд во время или сразу после его пребывания в Италии, в Падуе. Это получило подтверждение и в важном факте биографии Оливера: в 1596 году он был в Италии. На обороте портрета лорда Талбота им собственноручно написано: «Совершено 13 мая 1596 г. французом Исааком Оливером в Венеции»; значит, Оливер был в Венеции и Падуе в одно время с Рэтлендом и не мог с ним не встретиться. Оливеру принадлежат портреты и других близких к Рэтленду людей: графа Дорсета, Люси Бедфорд. Позже его приблизили к королевскому двору, он писал портреты королевы Анны, принца Уэлского, но начал он, похоже, с Рэтленда.
88
Вполне вероятно, что речь идёт о том самом дереве, которое было посажено родителями Филипа Сидни в день его появления на свет (30 ноября 1554 г.) в имении Пензхёрст, — Джонсон писал о нём во втором стихотворении цикла «Лес». Дерево Аполлона, дерево великого Сидни… Похоже также, что Джонсон играет здесь с различными значениями слова feet (стопы).
Миниатюра является теперь собственностью английской королевы и находится в замке Виндзор. Благодаря любезности сотрудницы королевской картинной коллекции госпожи Ванессы Ремингтон, я и М.Д. Литвинова получили в апреле 1995 года разрешение осмотреть загадочный (как и всё относящееся к владельцу Бельвуара) портрет. Он вправлен в глухую латунную рамку, с задней стороны которой выгравировано (очевидно, в XIX веке) «Сэр Филип Сидни». Как сообщила госпожа Ремингтон, миниатюра написана на пергаменте, наклеенном на игральную карту!
…Роджер Мэннерс, граф Рэтленд, сидит в тени дерева Аполлона. Позади — Италия, Падуя. Он снова в Англии, в своём Бельвуаре, в Кембридже, среди «университетских умов» и их хитроумных забав, среди друзей блистательного Эссекса, на сцене Театра жизни, где ещё продолжает разыгрываться весёлая комедия юности… Но на его губах не играет улыбка, его взгляд задумчив, меланхоличен. Впереди — испытания…
Феникс, дочь Феникса — Розалинда. Жак-меланхолик жаждет быть шутом
В конце марта 1599 года Эссекс отплыл в Ирландию во главе сильного войска с целью подавить мятеж, уничтожить Тирона. Верные Эссексу Саутгемптон и Рэтленд последовали за ним. Саутгемптона Эссекс назначил начальником кавалерии, но королева, узнав об этом, разгневалась и назначение отменила. Рэтленду сначала было разрешено отправиться в Ирландию, потом королева передумала и взяла разрешение обратно, но, несмотря на это, в апреле Рэтленд всё-таки переплыл Ирландское море и присоединился к своему
По возвращении Рэтленда в Англию многие придворные ждали, что он будет наказан, возможно, даже посажен в тюрьму, но королева была настроена милостиво и, узнав, что он болен, соблаговолила послать к нему своего врача. Лечился он (болели ноги) и в Бате, горячие источники которого были известны ещё римлянам. Позже, через несколько лет, там лечилась и Елизавета Сидни, ставшая его женой. Можно ли после этого удивляться, что Великий Бард воспел эти источники в своих сонетах 153 и 154? Ещё одно из бесчисленных «совпадений»…
Между тем дела у Эссекса в Ирландии шли далеко не блестяще. Королева требовала решительных действий, наместник же терял время и силы во второстепенных стычках, сидел в Дублине, писал королеве многословные и малоубедительные письма. Его верные друзья и сторонники в Лондоне беспокоились о своём патроне, молились о ниспослании ему успеха, победы. В написанном именно в это время напряжённых ожиданий и надежд «Генрихе V» Хор говорит о победоносном возвращении этого короля из Франции, о толпах лондонцев, восторженно встречающих его. Неожиданно — и в исторической пьесе не совсем к месту — Хор добавляет:
«Так было бы, хоть и в размерах меньших, Когда бы полководец королевы Вернулся из похода в добрый час — И чем скорее, тем нам всем отрадней! — Мятеж ирландский поразив мечом. Какие толпы, город покидая, Его встречали б!»В этих строках явственно слышна не только надежда, но и тревога за Эссекса, тревога близкого и преданного человека (хотя, как известно, никто никогда Уильяма Шакспера из Стратфорда возле Эссекса не видел). Мало того, тот, кто писал эти строки, знал ревнивый к чужой славе нрав королевы Елизаветы и вложил в уста Хора специальную тактичную оговорку:
«…Но вполне понятно, Что многолюдней встреча короля»Появляются в этой пьесе и офицер-ирландец, и некоторые другие реалии Зелёного острова.
Но надежды автора «Генриха V» и других приверженцев Эссекса не оправдались. Завязнув в ирландских болотах и не сумев одержать решающей победы, Эссекс вступил в переговоры с Тироном и заключил с ним перемирие. Фактически Эссекс признал своё поражение. Неожиданно он решает самовольно оставить армию и доверенную ему провинцию и плыть в Англию, толком ещё не зная, что он там предпримет. В сопровождении группы офицеров 24 сентября он садится на корабль, и через четыре дня его отряд вступает в Лондон.
Было утро, старая королева с помощью фрейлин совершала непростой ритуал своего туалета, когда граф в грязных ботфортах и походном плаще ворвался в её опочивальню. Она, естественно, была изумлена, испугана, но, увидев, что ей ничто не угрожает, и немного послушав его сбивчивые объяснения, велела ему удалиться и привести себя в порядок (да и ей надо было всё-таки закончить туалет). Потом разговор продолжился, но собрался и Тайный совет, который заслушал отчёт Эссекса; графу было предписано находиться в своём доме. Ещё через день его перевели в дом лорда-хранителя печати Эгертона — это уже был арест. Он заболел, чуть ли не умирал, его письма королеве оставались непрочитанными. В ноябре было оглашено заключение о провинностях Эссекса; к нему никого не допускали, даже жену, но с окончательным решением его судьбы королева тянула.