Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса
Шрифт:
И ещё одно «совпадение». В этом же последнем своём обращении к читателям Кориэт кокетливо извиняется за то, что он якобы «слабо, поверхностно владеет латынью и греческим» (хотя вся книга изобилует превосходными латинскими и греческими текстами). Буквально то же самое повторит потом Бен Джонсон о Шекспире, произведения которого, однако, свидетельствуют о том, что Великий Бард хорошо владел этими языками! Ясно, что Джонсон не случайно взял эту фразу из Кориэтовой книги, в создании которой он, так же как и в создании Великого шекспировского фолио, принял активнейшее участие.
Тираж книги точно не известен, вероятно, он был невелик, около 100 экземпляров; до нашего времени дошло 40. К работе были привлечены крупнейшие издатели и печатники: Блаунт, Баррет, Стэнсби, художник-график и гравёр Уильям Хоул, не имевший равных среди современников. По своим полиграфическим данным — качеству бумаги, набора, печати и особенно уникальных гравюр — «Нелепости» имеют мало аналогов в ту эпоху. Для каждого члена королевской семьи были изготовлены
Вскоре Кориэт расскажет в «Капусте» комическую историю о том, как он хлопотал о разрешении на издание «Нелепостей», а для пущей «убедительности» его письмо секретарю лорда-казначея будет даже приклеено к роскошному экземпляру, подаренному наследному принцу, — оно и сейчас там! Письмо, конечно, пародийное, и вообще никакой необходимости кланяться незначительному чиновнику не было: книга создавалась под личным покровительством принца, при участии многих влиятельных людей из его окружения и не содержала ничего предосудительного. Письмо, включая подпись Кориэта, написано тем же каллиграфическим почерком, что и подписи к гравюрам Хоула, так что рассматривать его в качестве кориэтовского автографа (притом единственного) нет особых оснований.
Всё в «Нелепостях» говорит о фарсовом характере издания, об этом же свидетельствуют удивительные события, развернувшиеся после того, как книга покинула стены типографии.
«Капуста» на десерт для идиотов-читателей
Через несколько месяцев в Лондоне появилась ещё одна книга, несравненно меньшего объёма (около 100 страниц), но с не менее странным и трудносовместимым с авторским достоинством названием: «Кориэтова Капуста, ещё раз подогретая [131] и теперь поданная вместе с другими макароническими блюдами как вторая часть к его "Нелепостям"» {94} . Название весьма хитроумное: «капуста» присутствует в нём и на греческом, и на латыни, и на английском, и в прямом, и в переносном смысле, a crambo, как я уже говорил, — это старинная игра в отыскание скрытого (загаданного) слова.
131
«Подогретая капуста» — нечто без конца повторяемое (лат. выражение).
Содержание «Капусты» составляют дополнительная порция панегириков, будто бы не поместившихся в первой книге, обращение к наследному принцу, комически повествующее о перипетиях с получением разрешения на издание «Нелепостей», речи, якобы произнесённые Кориэтом перед самим королём и каждым из членов королевской семьи в отдельности. Есть также ругательный ответ торговцу полотном Старру, являющийся частью фарсовой судебной тяжбы, затеянной Кориэтом. Старр-де отказался выплатить тройной залог, обещанный Кориэту в случае его благополучного возвращения из путешествия, доказывая, что за такой короткий срок просто невозможно посетить и описать столько стран и городов. «Петиция в суд», состоящая в основном из витиеватых и забавных ругательств, подписана Кориэтом на латыни, английском и греческом языках!
Читателю предлагается также рассказ о вражде одкомбианцев с жителями соседнего поселка Иоувил (Кориэт забавно перевирает его название — Evil [132] вместо Yeouvil), причём сначала якобы в поход отправились вооружённые одкомбианцы, а затем иоувилианцы двинулись на Одкомб. В обоих случаях «военные действия» удалось остановить лишь длинными речами, произнесёнными Кориэтом со шпагой в руках, под звуки военного оркестра и мушкетные залпы (откуда бы в Одкомбе взяться военному оркестру и мушкетёрам?) по всем правилам ораторского искусства, с цитатами из Гомера, Ксенофонта и Ливия, — речи, конечно же, приводятся полностью. Эта пародийная новелла о «войне» двух крошечных сомерсетских посёлков занимает четверть объёма книжки, она была бы вполне на месте в книге деяний другого великого путешественника — Пантагрюэля.
132
Evil — зло, бедствие, несчастье.
Так же как и предыдущая книга, «Капуста» открывается стихотворением Бена Джонсона, выдержанным в прежней фарсовой манере. Восхваляя «мудрую башку нашего одкомбианца и его неутомимые ноги», Бен советует ему просто помочиться на тех, кто не верит, что он мог за пять месяцев обойти мир и в следующие пять
133
О танцевальных подвигах Уильяма Кемпа рассказывается в забавной книжке, вышедшей в 1600 г. под названием «Кемпово девятидневное чудо — танец от Лондона до Норича». Автором книжки издателями был представлен не кто иной, как сам Кемп! Несмотря на то что книжка давно известна западным шекспироведам, объяснить, каким образом Уильям Кемп из клоуна и танцора вдруг (единственный раз в жизни) превратился в известного писателя, до сих пор никто не пытался. А ведь целый ряд фактов, связанных с содержанием книжки, обстоятельствами её появления и личностью Уильяма Кемпа, свидетельствуют, что перед нами — ещё одна успешная литературная мистификация той эпохи, предшествовавшая «кориэтовой» (и уступавшая ей по своему размаху и глубине), но появившаяся из-за того же магического занавеса.
Стихотворение Лоренса Уитэкера сопровождается нотами и озаглавлено «Музыка, исполненная на одкомбианском гобое, чтобы представить вторую часть кориэтовского капустника и спеть самую мелодичную комическую песню». Кориэт награждается новым набором комических титулов: Корифей, Кориэт Великий и другие, а Хью Холланд даёт своему стихотворению заголовок «К идиотам-читателям». Имел ли он в виду только своих современников?
Пять речей, якобы произнесённых Кориэтом перед королём и членами августейшего семейства, заслуживают большего внимания, чем они до сих пор удостоились. Действительно ли в апреле 1611 года при дворе английского короля и в местах пребывания членов его семьи было последовательно проведено — с интервалом в два-три дня — целых пять специальных церемоний, на которых безродный нищий одкомбианец торжественно вручал сначала королю [134] , потом королеве и, наконец, каждому из их троих детей по подарочному экземпляру своих «Нелепостей», и действительно ли он произносил при этом напечатанные в «Капусте» речи — неизвестно. Но сам факт, что этот рассказ и эти «речи» было разрешено напечатать, ещё раз свидетельствует о чрезвычайно высоком уровне покровительства изданию.
134
О том, кто и как на самом деле ознакомил короля с «Нелепостями», можно узнать из письма Джона Харрингтона графу Пембруку (1611 г.). Харрингтон рассказывает, как он показал (или вручил) королю «Нелепости» и как тот долго хохотал над панегириками в честь «автора». На это письмо, хранящееся в Британской библиотеке, обратила моё внимание М.Д. Литвинова.
В этих «речах» соблюдены все тонкости титулования, но в них присутствует и тщательно дозированный пародийный, комический элемент в степени, достаточной для того, чтобы вызвать улыбки у августейших читателей. Так, своё выступление перед королём Иаковом, состоявшееся во вторник 2 апреля 1611 года в 11 часов утра (какая точность!), «наивный» Кориэт уподобляет речам Демосфена перед Филиппом Македонским! Но оказывается, торжественно-лекционная деятельность великого пешехода в кругу королевского семейства не ограничилась этими пятью выступлениями. На семи страницах можно ознакомиться с речью, произнесённой Кориэтом месяц спустя, 12 мая, перед юным герцогом Йоркским (будущим злополучным Карлом I) по случаю возведения принца в сан рыцаря ордена Подвязки. Здесь безродный одкомбианец выступает уже в одной из главных ролей на важнейшей государственной церемонии (где присутствовали лишь избранные из избранных), подробно рассказывая юному принцу об истории высшего ордена королевства, его статусе и эмблематике, разъясняет обязанности и ответственность, которые накладывает на вновь посвящённого принадлежность к его рыцарям. Доскональное знание истории ордена, малоизвестных геральдических тонкостей делает эту «речь» наиболее полной, эрудированной, даже уникальной из известных публикаций сходного объёма на эту тему.
Заметен почтительно-бережный тон обращения (принц ещё совсем мальчик); буффонады тут сравнительно немного, но всё-таки для пущей наглядности свой «доклад» Кориэт разделил на несколько частей, которые вполне по-раблезиански уподобляет бутылям, последовательно им осушаемым. Никакого отношения к его путешествию эта «речь» не имеет; как он оказался в роли облечённого столь высокими и серьёзными полномочиями ментора, никто объяснить не может, остаётся ещё добавить, что в официальных документах и свидетельствах современников никаких указаний на выступление Кориэта нет.