Игра слов

Осипов Александр

– Ты прав… И только что у меня появилась блестящая и абсолютно не авантюрная бизнес-идея, которая озолотит нас обоих. Я много об этом думал в Париже. Я предлагаю продать кому-нибудь Эйфелеву башню на металлолом. Как тебе моя идея?

– Это не твоя идея. Попытки продать Эйфелеву башню уже были и даже, говорят, удачные. Теперь этот фокус уже не пройдет.

– На самом деле, я давно ничего не умею, кроме чтения книг.

Стас не выпрямлял спину, не пил вино и не смотрел на меня.

– Я знаю, как выиграть на рулетке, – начал он разговор по второму кругу.

– А не спрошу тебя «как это сделать?»

– Почему?

– Мне не интересно.

– А что тебе говорит твое природное

любопытство?

– Моему природному любопытству не любопытно то, что слишком рискованно.

– Должен заметить, что сегодня больше всех рискует тот, кто не рискует, – завершил этот круг разговора Стас, но сдаваться он явно не торопился.

Стас резко допил вино и налил еще, распрямил плечи и встал, повысил голос и неожиданно перешел в атаку:

– Посмотри на себя. Ты вошел в стадию повторений. Ты цепляешься за свою работу, хотя раньше искал новые возможности что-то создавать, чему-то учиться. У тебя каждый год разные девицы, но посмотри внимательнее: на самом деле они все одинаковые. Твоя Кристина похожа на ту фотомодельку, с которой ты был в прошлом году, и, уверен, будет похожа на ту девушку, которая будет с тобой в году будущем, после того, как тебя бросит Кристина. Ты ездишь на Канары уже третий год подряд, хотя раньше каждый год открывал для себя какую-то новую страну. Ты снова купил «Тойоту», хотя раньше каждый раз покупал машину другой марки. Следующую машину ты купишь не потому, что она тебе понравилась, а потому, что, по данным общества потребителей, она реже ломается. Ты больше не мечтаешь жить в своем доме за городом, и, значит, ничего не делаешь для этого. Ты повторяешься от лени и пресыщения.

Я не был готов к тому, что разговор так резко перескочит с парижских впечатлений Стаса на критический анализ моего образа жизни, и поэтому моя защита была больше похожа на самооправдание:

– Ничего необычного: люди с возрастом становятся консервативнее, обрастают привычками… Просто мне хочется одного и того же.

– Значит, на самом деле тебе уже ничего не хочется. Встряхнись! Пусть это будет для тебя придуманным мною приключением. Помечтай о том, куда ты потратишь неожиданно свалившиеся на тебя деньги. Рискни, и вспомни, что это за чувство.

– Мне нечего вспоминать – я, как мне кажется, никогда в общем-то и не рисковал.

– Это еще лучше! Это будет новым испытанным тобою чувством. Что может быть более захватывающим!

Так Стас точно бил по самым моим чувствительным местам. Все-таки, настоящие друзья – опасные люди. Они слишком много о тебе знают. И однажды обязательно воспользуются этим.

– Ты живешь как человек, у которого все в жизни уже было, – интеллектуально терроризировал меня Стас.

– У меня на самом деле уже почти все в жизни было…

– Неправда. Ты еще ни разу не женился, у тебя нет детей…

– И еще я не построил дом и не посадил дерево. Хватит банальностей и нотаций. Меня устраивает такая жизнь. Вполне устраивает…

– А завтра ты от такой жизни свихнешься. От нее до тотальной скуки остался один шаг. Считай, что небольшое приключение тебе необходимо просто как профилактика кризиса среднего возраста.

– Я – против!

– Если ты двигаешься по инерции, то, значит, катишься вниз.

– Я все равно против!

– Ты перестал взрослеть – теперь ты только стареешь.

– Это называется эмоциональный хук слева.

– Но ведь это не запрещенный прием?

– Нет, не запрещенный. И очень эффективный. Я в нокдауне. И все равно я против.

– Тогда я все сделаю без твой помощи.

– Мне будет очень сложно, но я постараюсь мужественно пережить этот позор.

Я вышел из кухни, чуть ли не под мышку, как носят манекены, забрал Кристину и

даже, кажется, забыл попрощаться с Иринкой. Это было похоже на бегство. Пожалуй, это и было бегством.

Мы еще не успели доехать до дома, как голос Стаса раздался в моей телефонной трубке:

– Нам всегда только кажется, что удача не с нами.

Я молчал.

– Избегание неудач не делает человека счастливым.

Я невольно сильнее нажал на газ, будто это могло ускорить мой побег от голоса Стаса, его мыслей, от самого себя.

– С деньгами даже грустить приятнее, – произнес Стас и отключился.

Было грустно. Было очень грустно и совсем не приятно.

Кристина принимает душ. А я подсматриваю. Чувствую себя прыщавым школьником, почти краснею, и все равно подсматриваю… Провод стиральной машины мешает плотно закрыть дверь ванной комнаты. Большого труда не стоит убрать этот провод, но я его оставил, чтобы иногда подсматривать за красавицами, принимающими у меня душ. Кристина знает, что я подсматриваю за ней, и, думаю, ей это нравится. Я знаю каждый уголок ее тела. Кристина любит свое тело и всегда рада моему вниманию к нему. Она раскрепощена настолько, что ради восхищенных взглядов внутренне готова гулять по Невскому в одном макияже. Впрочем, надеюсь, что это мне только кажется. Иногда она ходит по квартире обнаженной, а в постели любит принимать настолько откровенные позы, что поначалу мне даже становилось немного стыдно непонятно перед кем и за что, но очень быстро я научился получать от этого удовольствие. Я знаю об этом великолепном теле все, и все равно по-прежнему почему-то больше люблю не смотреть на Кристину, а подсматривать за ней.

Больше всего Кристина гордится своей тонкой талией и ровным мягким загаром, без светлых ниточек от бюстгальтера и трусиков.

– Мне нравится быть сплошной брюнеткой, – часто повторяет Кристина, каждый раз сбрасывая купальник, когда нам удается найти укромной уголок, чтобы позагорать без посторонних глаз.

Когда у меня хорошее настроение, Кристина мне кажется безумно похожей на Синди Кроуфорд. Когда я злюсь на Кристину, она мне кажется просто красивой женщиной, и это успокаивает быстро и неотвратимо, словно заглатываешь сильный наркотик.

До чего же мне нравятся красивые женщины! Красивые женщины – это всеобщее украшение. Это – музыка для глаз. Они как картины Эрмитажа. За женскую привлекательность надо давать Нобелевскую премию. Любая красивая женщина – это передвижная положительная эмоция. Им можно многое простить. Они бывают капризны как дети, но ведь это только придает им обаяние. Они бывают не всегда образованны и оригинальны, но я все равно так сильно стремлюсь общаться с ними, что у меня не остается никакого сомнения, что, если женщина красивая, то уже только поэтому она – умная. И даже если красивые женщины иногда пассивны в постели, то это полностью компенсируется возбуждением от потрясающего вида на точеные фигуры и милые лица. Красивое женское тело – это всегда тело инопланетянки. От красивых людей теряешь голову. И, к сожалению, бросать их – единственный способ управлять ими.

– Пойдем скорее в постель…

– У меня болит голова. Наверное, от вина.

Я уже давно привык к тому, что женщина, говорящая "нет", просто хочет поговорить.

– Но ведь ты сегодня так прекрасна!

Упрашивание – это разновидность прелюдии в нашем с Кристиной сексе.

После душа Кристина уселась перед зеркалом расчесывать свои длинные волосы.

– Я буду готова через минуту.

Я включаю телевизор, потому что у меня есть не меньше получаса посмотреть футбол. Торопить женщину – это все равно, что пытаться ускорить компьютер.