Игра теней (Черный отряд - 4)

Кук Глен

– У меня?

– Именно. Вокруг Отряда творится что-то непонятное. Не думаю, что из-за моего важного вида.

– Чепуха.

– Нет, не чепуха. Я имею основания так полагать. Без нужды не стал бы и говорить об этом. Но было бы просто чудесно, кабы я знал, почему некий давно умерший Взятый выслеживал нас, а другой - твой бывший закадычный дружок, кстати - пытался погубить нас в тех болотах. Интересно: он знал, что ты путешествуешь с этой баркой? Или же дрался исключительно против Меняющего Облик? Или просто не желал пускать кого-либо в низовья реки? Интересно также, не

набредем ли мы на него снова? Или еще на кого-нибудь, не умершего, когда это полагалось?

Все это я старался говорить тоном мягким и спокойным, но злость все же малость вырвалась наружу.

Тут нам принесли первую перемену - пропитанные бренди замороженные ломтики дыни. Пока мы бранились, кто-то весьма догадливый доставил пищу и нашим охранникам. Не столь изысканную, пожалуй, но - все-таки.

Госпожа над чем-то размышляла, катая во рту ломтик дыни. Внезапно встрепенулась и закричала:

– Не есть этого! Никому - не есть!

Кричала она на диалекте Самоцветных Городов, который к тому времени понимали даже самые тупые из наров. В аллее мгновенно стало совсем тихо. Нары побросали свои тарелки.

Я поднялся.

– В чем дело?

– В эту пищу что-то подмешано.

– Яд?

– Скорее, наркотик. Нужно проверить детальнее.

Я подошел к ближайшему латнику и взял его тарелку. Под обычной для наров маской равнодушия он кипел от негодования. Ему здорово хотелось кого-нибудь пристукнуть.

Такая возможность представилась, когда я повернулся спиной, намереваясь уйти с добычей.

Последовал быстрый шорох шагов, затем - глухой удар дерева по живому и мягкому. И крик боли раздался отнюдь не шуточный. Обернувшись, я увидел моего нара стоящим над распростертым навзничь человеком, к горлу коего приставлено было острие копья. В человеке я узнал одного из фонарщиков. Около откинутой руки его лежал длинный нож.

Я окинул взглядом аллею. Со всех сторон на нас смотрели, при этом вежливо улыбаясь.

– Одноглазый! Жабомордый! Ко мне!
– Они явились.
– Мне нужно что-нибудь нешумное. Дабы не испортить кому-нибудь ужин. Но оно должно привести этого типа к готовности отвечать, когда я стану спрашивать. Можете?

– Знаю я одну штучку...
– Одноглазый захихикал, потирая руки в жестоком веселье, а Гоблин тем часом призадумался.
– Знаю я одну такую штучку... Идите ужинайте, ни о чем не тревожьтесь. Старик Одноглазый обо всем позаботится. Он у меня кенарем запоет.

Он щелкнул пальцами, и некая неведомая сила, ухватив за лодыжки, потянула фонарщика вверх. Тот зашелся в беззвучном крике, немо разевая pot, словно рыба на крючке.

Я сел напротив Госпожи и кивнул головой:

– Идея Одноглазого. Не позволяет жертве кричать.

С этими словами я положил в рот ломтик дыни.

Одноглазый поднял фонарщика футов на двадцать от земли и на том остановился.

Госпожа принялась ковыряться в пище, доставленной нарам.

***

Целесообразность предания пленника воле Одноглазого вызывала сомнения: мне не удалось сохранить тот настрой, в каком я организовывал вечер. И Госпожа оставалась встревоженной.

Я, словно бы невзначай, взглянул

через плечо.

С фонарщика, словно сухие листья, опадали клочья одежды. В прорехах видны были, во множестве ползающие по его коже, тонкие, сияющие лимонно-желтым и канареечным, черви. Столкнувшись, два червя разных оттенков вспыхивали искрами, и неудачливый покуситель пытался дернуться. Когда он пришел в нужное расположение духа. Одноглазый "уронил" его так, что от носа пленного до земли осталось около фута. Жабомордый что-то пошептал в ухо висящего, вслед за чем тот вновь был поднят в воздух.

И вправду, нешумно. Какую же дьявольщину сотворил бы Одноглазый, потребуй я зрелищности?

Гоблин взглянул мне в глаза. Я поднял бровь. Он языком глухонемых просигналил:

– Идут. Похоже, из важных.

Изобразив на лице полную незаинтересованность, я внимательно смотрел на Госпожу. Та, с виду, ни на что не обращала особого внимания.

К нам подошли двое, изысканно и дорого одетых. Один был туземцем, черным, словно чернила из ореховой кожуры, однако не негроидного типа. Таглиосцы все таковы. Все виденные нами в Таглиосе негроиды были только приезжими с верховьев реки. Ну а с этим явился наш старый знакомец, Лозан Лебедь, с желтыми, словно кукуруза, волосами.

Лебедь заговорил с подвернувшимся под руку наром, а его спутник тем временем оценил старания Одноглазого. Я кивнул Гоблину, и тот отправился поглядеть, нельзя ли вытянуть чего из Лебедя. Вернулся Гоблин в задумчивости.

– Лебедь сказал: этот черный хрен, что с ним, здесь главный. Именно этими словами и сказал.

– Пожалуй, здесь он слегка перегнул. Я переглянулся с Госпожой. Она, как в былые времена, приняла облик твердокаменной Императрицы, которая выше всяческих низких чувств. Мне ужасно захотелось встряхнуть ее, обнять - хоть что-то сделать, дабы высвободить ее страсть, показывавшуюся лишь на миг и снова прячущуюся как можно глубже. Она пожала плечами.

– Пригласи их присоединиться к нам, - сказал я.
– И пусть Одноглазый подошлет сюда своего беса. Чтобы проверял, правильно ли этот Лебедь переводит.

Прислуга, едва наши гости приблизились, пала ниц. До этого я не встречал в Таглиосе подобного. Если так, князь здесь - это действительно князь.

Лебедь приступил к делу без околичностей.

– Вот этот тип - Прабриндрах Драх; он тут у них главный.

– И ты ему служишь.

– Ну да, - улыбнулся он.
– Как бы халтурка такая. Призывом ведаю. Он хочет знать, не ищете ли вы службы.

– Ты знаешь, что не ищем.

– Я ему говорил. Сам хочет убедиться.

– У нас свой путь.

Я постарался, чтобы это прозвучало достаточно величественно.

– По велению богов?

– Что?

– Эти таглиосцы - здорово суеверны. Вы это должны бы уже уяснить. Значит, подать ваш путь надо, словно бы это боги вам повелели. Выполняете, мол, волю богов. А вы точно не можете на время этот путь прервать? Отдохнули бы... Я-то знаю, как устаешь в этих походах. А этому мужику как раз надо бы кой-какую не шибко чистую работенку провернуть. А вы, по слухам, хорошо управляетесь с подобными делами.