Игра теней
Шрифт:
— Веселое было времечко!
— Ничего…
За месяц Макбейн основательно пополнил свой русский язык. Некоторые русские слова были странны — как вот это «ничего», к примеру. Адмирал не сразу догадался, что в разговоре это означает не «nothing», a «not bad» — обычный ответ на традиционное приветствие: «How are you?» Гораздо труднее он объяснил для себя слово «везет». Или — «катит»… Кто? Кого? Куда?.. Оказалось, это эквивалент американского «lucky».
Впрочем, поскольку Макбейн был вроде бы немцем, да еще из Алма-Аты, его незнание
За два месяца он узнал многое: где проживает мама Елены Подгорской, ее брат с семьей, ее одноклассники, ее родственники ближние и дальние… Макбейн побывал везде, и везде его ждал неприятный сюрприз: все места возможного появления Хэлен были под колпаком. Выход ему подсказал тот же жизнерадостный участковый…
— Москва — большая деревня, — как-то произнес он — При правильном подходе к делу свою работу можно выполнять или хорошо, или очень хорошо…
— Это ноу-хау? — искренне заинтересовался Макбейн.
— Это то, что лежит на поверхности, но не каждый замечает.
— Тогда это — открытие.
— Ага.
— Поделитесь?
— Секрета нет. Бабушки.
— Бабушки?
— Ну да. В каждом доме, новый он или старый, со двором или без, живут старушки. А у старушек есть свои лавочки. Перед подъездами. И эти старушки знают все. Про всех. И платить не надо — просто внимание проявить… Кто когда к кому приходил, кто с кем живет, кто что пьет и чем закусывает — все они знают…
— А ведь и наврут…
— Не всякое слово на веру… Да и одна — одно скажет, другая — другое…
Так картинка и сложится…
Макбейн думал. Только что этот полицейский, закончивший лишь какой-то технический колледж, высказал основы оперативно-аналитической работы, называемой «определение тенденциозности источника путем сопоставления независимых источников». Он нигде этому не учился, понял сам. Как выражается он сам — «догнал».
Теперь «догнал» и Макбейн.
— Владимир Евгеньевич… Я хотел бы попросить вас об одном одолжении… Вы сами понимаете, речь идет о десятках миллионов долларов, и у наследницы мог быть… соперники.
— С деньгами всегда так…
— Без денег — хуже… — Куда уж хуже…
— Мне необходимо увидеть девушку раньше других лиц. А у вас будет возможность проверить теорию практикой. Ну а платить… Платить нужно всегда.
Бесплатных пирожных не бывает…
— Что нового, лейтенант? — Капитан выглядел вполне довольным. — Ночь прошла не напрасно?
По виду капитана Зайцев понял, что у Алекса — точно не напрасно.
А у него?..
Не зная почему, он не включил систему на запись — просто слушал, о чем болтали девчонки. Но… Служба…
— Она появилась…
— Подгорская?
— Да.
— Ух… Ты не представляешь, как мне осточертело торчать здесь! Ты уже доложил?
— Пока нет. Чуть не пропустил, не был уверен, что она. Да и сейчас сомневаюсь…
— В
— В точности идентификации. — Взгляда лейтенант не отвел. Все же он не сопливый пацан, чтобы его вот так вот «на вшивость» проверяли.
— Если она — это уже не наша забота. Пусть обставляют «топтунами» и разбираются сами. Лично меня от этой хаты уже тошнит.
Капитан подошел к телефону, набрал номер:
— Скажите, в вашей химчистке принимают женские шерстяные костюмы?
— Да.
— У моей жены совсем новый, но пятно поставила вчера вечером.
— Мы выводим и пятна. Приносите.
Свиридов повесил трубку. На лице его было написано полное удовлетворение — наконец-то он избавился от надоевшей работенки. А лейтенанту вдруг стало абсолютно ясно, почему тот до сих пор капитан. И майором не станет никогда.
Баба Таня набирала номер медленно, сверяя с бумажкой каждую цифру. Трубка прогудела двумя короткими гудками и отозвалась:
— Участковый старший лейтенант Костин.
— Михеич? Это баба Таня. Из семнадцатого дома, что по Бронной…
— Как здоровьице, баб Тань?
— Слава Богу, слава Богу… Ты припоминаешь, про девчонку меня пытал и фотокарточку еще показывал?..
— Да?..
— Вроде нашлась она, пропажа-то.
— Видела ее?
— А как жись…
— Где?
— В гости вчерась ввечеру приехала. К этой студентке, ко Князевой… Ну в ту квартиру, где раньше этот бобыль жил, Радислав Анатольевич, он пил еще шибко — царство ему небесное… Нумер-то квартиры его я запамятовала…
— Двадцать четыре.
— О, в точку. На одной площадке с Елизаветой Карповной, у ней — двадцать первая…
— Чего замолчала, баб Тань?..
— А… все… У ее, у этой Князевой, видать, и заночевала. Может, родня?..
— Спасибо, баб Тань.
— Да это тебе, Михеич, спасибо. Если б ты этих алкашей не урезонил, не подъезд бы у нас по ею пору был — сплошное безобразие. А ныне — тишь да благодать… Да и где это видано — от собственных деток бегать? Ты уж эту, прости Господи, определи куда следовает… А то много щас их таких развелось — наплодят, сдадут по детдомам, а сами летают, что твои ласточки, — ни стыда ни совести… А одета она сама справно — видно, что в нужде не сидит, а детей, вишь, на шею государственную подвесила… Не люблю я этаких, не люблю…
— Разберем мы ее, баб Тань, как положено.
— Уж разбери. Только чтобы и по совести — баба все ж, еще осознает, что такое детки…
— Ясное дело.
— Ну и до свиданьица. Коли надобность какая служебная будет, ты скажи, я-то завсегда. Помоложе была — всегда в дружинницах ходила. И — порядок был.
— Будь здорова, баб Тань.
Старлей закурил, набрал номер. На душе было хорошо. Что-что, а на юг они с женой в этом году поедут. Да и ребятишек свозить нужно — а то каждую осень сопли да ангины. Пусть погреются…