Игра теней

Катериничев Петр Владимирович

Пуля из «Макарова» попала точно в лоб. Киллер удовлетворенно вздохнул.

Приятно, когда первый выстрел — он же и контрольный!

Водитель очнулся через десять минут. Поморщился от боли в селезенке.

«Гаишника» и след простыл. И лица он не видел — помнил только козырек низко надвинутой фуражки и крепкий молодой подбородок.

Труп Тарасенко на заднем сиденье не испугал. Перерос он — мертвяков-то бояться. Да и вообще — его дело шоферское.

Сел за руль, тронул машину. Теперь как-то надо до ребяток доехать.

Объяснения?..

Да все знают. Горбыль приходил… А Горбыль зря не ходит…

Его дело — шоферское. От «телеги» уйдешь, от судьбы — никогда.

Гарик отдыхал. Девок «перли» прямо на столах, водка текла рекой… И пацаны — довольны. Это не Грушевск, здесь есть где развернуться. Если ты крут, то и жить надо круто!

Наезд на вторую точку получился муторный. Зато — повеселились! Этот чмо, Волчок, начал лепетать что-то насчет малявы. Да трахать все эти малявы! Пацаны жить хотят, и жить весело! Развели, блин, канцелярщину… Щас, он поскачет приседания делать… Как бы не так…

«Князь ска-а-зал…» Нет щас князей, каждый сам себе князь, царь и Бог…

Можешь — бери, не можешь — прикрой хлебальник и не мельтеши…

А Волчок — мельтешил. Пришлось замочить. И потрясти козлов как следует.

Чтобы не воняли… По дороге двух девок захватили — к удивлению пацанов, оказались целки… Одна, сука, так брыкалась — пришлось связать… И зубы повышибать, а то кусалась. Замочить надо будет, но — не сейчас. Не, с блядями проще… Хорошо, догадались на выезде прихватить — целки, те для куражу только… А вот чтоб красиво…

Гарик отхлебнул из горлышка, потянулся мускулистым телом, вышел на крыльцо дачки. Тепло, хорошо…

— Гаричек, ну почему ты меня не хочешь… — пьяно привязалась девица.

— Пошла вон, сука. Думаю я.

Певица слиняла. А хорошо получилось — думаю. Пусть — за них есть кому думать. А дело пацанов — мочить, пить и девок трахать. Он за них подумал. За всех. Если крутой — будь крутым всегда. До конца.

Гарик вздохнул еще раз, вернулся в комнату. Хм.. Прямо не хата, а кино!

Эта, как ее… Тереза Орловски…

— Га-а-аричек, ну дай я у тебя возьму… — Девица стоит на коленях, глядя в глаза по-собачьи преданно… Вот так он хотел жить всегда. Красиво. Как в кино.

— Возьми, сука…

Удар по голове был страшный — рухнул лицом вниз. Девки завизжали разом — их хватали в чем есть и вышвыривали из дома. Парни в черных масках вязали пьяных одного за другим, укладывая в рядок.

«Заложили, суки, заложили!» — эта мысль зудела в Гариковой голове, словно муха в пустой комнате.

— Да ты, парниша, здесь притон устроил! — Мужик в маске чувствительно поддал Гарика носком.

— Заткнись, ментяра поганый. Повязал — и радуйся. Что морду-то укутал, боишься, что достану? А я — достану! Из зоны любой достану и яйца вырву!

Вот так! Крутым нужно быть всегда!

И тут боевик

снял маску…

— Горбыль… — прошептал Гарик одними губами. Двое внесли канистру, полили связанных бензином, щедро плеснули в углы.

— Горбыль… Горбыль… — Слова застревали в горле. У остальных рты были заклеены скотчем, но Гарик видел их белые от страха глаза…

Горбыль подошел к столу, поднял бутылку с «Марте-лем», отхлебнул:

— Красиво живешь… Подошел к двери, закурил.

— Горбыль… Горбыль… — скулил Гарик.

— А девчонок зачем обижал?

— Да я… Горбыль…

— Не указ, говоришь, тебе князья да бояре…

— Да я…

— Пролетарий, значит?..

— Гор…

— Ну-ну. Красиво жить, как известно, не запретишь… — Мужчина натянул маску, сделал прощальную затяжку. — Но и не прикажешь, Гарик смотрел на него обезумевшим взглядом; он за был все, что с ним случалось в жизни… И увидел почему-то плачущего трехлетнего мальчугана — это был он сам, и услышал слово, которое кричал… Мама.

Дверь захлопнулась. Тлеющий огонек брошенной сигареты описал плавный полукруг и коснулся бензиновой лужицы…

«Весенние разборки „работников ножа и топора“ показывают, что романтиков среди них давно нет. При внимательном рассмотрении процесса в нем можно заметить определенную закономерность и даже планомерность… Порой возникает мысль о том, что контроль за „темной стороной Луны“ — полностью в руках криминального мира; правоохранительным органам чаще всего достается одна работа — зафиксировать уже происшедшее. И похоже, это их вполне устраивает. Но устраивает ли это нас как налогоплательщиков? И еще — не дает покоя вопрос: чем это все кончится?»

Чем кончится? Узнать не мудрено:

Народ еще повоет да поплачет, Борис еще поморщится немного, Что пьяница пред чаркою вина, И наконец по милости своей Принять венец смиренно согласится;

А там — а там он будет нами править По-прежнему.

Стратег положил книгу на столик, прикрыл глаза. Усталость — всегда усталость. А время убегает так невозвратимо… Все проходит… Слава Богу, смута тоже…

«А я иду, шагаю по Москве, и я пройти еще смогу…»

Я смогу…

Мужчина подошел к открытому окну. Ночь пролетела. И спать сегодня уже не придется… Скоро солнышко выйдет.

Как у Розанова?

«Мало солнышка — вот все объяснение русской истории. Длинные ночи — вот все объяснение русской души».

Глава 27

Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…

Весной время меняется. Просто потому, что становится светлее. Разом. И теплые майские лучи дарят надежду. Что все будет не просто хорошо, а замечательно!

Если вчера меня терзал тяжелый пессимизм, то сейчас — нездоровый оптимизм.

Как говорят в народе: пессимист — это хорошо информированный оптимист.