Игра трех королей
Шрифт:
– Что скажете об этой женщине?
– Её не знаю. Или не помню. Такое тоже бывает, хоть у меня и не такая уж большая клиентская база.
– Она была бы чуть больше, если бы табличка с вашим именем висела не внутри лавки, а хотя бы на двери, – справедливо заметил Шаттен, на что Лора небрежно отбила:
– В таком случае ко мне бы точно зачастила ваша братия в погонах и заставила платить налоги. Ко мне приходят по знакомству, по слухам. Иногда я раздаю визитки или гадаю на проезжающих мимо города ярмарках, больших сборищах. Там много полицаев, но им не до мелкого бизнеса, когда вокруг напиваются до
– Выходит, так или иначе, но Садыка и Ахмед пришли к вам по чьей-то рекомендации? Они не упомянули, кто им рассказал о вас? – по всей видимости, чуть более открытый тон разговора комиссара радовал: едва заметно разгладились морщины на лбу, стала расслабленной поза. Лора не могла видеть через куртку, но могла поклясться, что на долю секунды заметила, как под ней проступили очертания наплечной кобуры. Вот они, криминал полицаи: внешне люди, которых не заметишь в толпе, но всегда с пистолетом.
– Нет. Понятия не имею. Это мог быть любой житель Санкт-Паули. Может, вы всё-таки расскажете, что натворили эти бедолаги? – нервно сглотнув от понимания, что у неё в спальне наверху тоже припрятано нечто слегка огнестрельное и сильно незаконное, Лора попыталась хоть как-то выяснить, чего ей ждать. Лишь бы не обыск.
– Они – ничего. Скорее, кто-то что-то сотворил с ними, потому что все эти люди пропали, и, по показаниям соседей, все посещали вашу богадельню, – Шаттен обвёл скептичным взглядом стеллаж с ассортиментом из оберегов и склянок, а на аспиде остановился и фыркнул так, словно сдерживал смех.
Лора вздрогнула. Неприятный холодок скользнул по спине. Так вот почему комиссар не побоялся применять силу. Она подозреваемая. Связь между жертвами. Чёрт.
– Я не знаю и не видела третью женщину, – торопливо открестилась от таких предположений Лора. – У вас неверная информация. Ко мне ходит много самых разных людей, но я не спиртую их сердца в своём подвале…
– Вот если бы вы этого сейчас не сказали, я бы даже не подумал ничего подобного, – впервые не с ехидцей, а даже как будто искренне улыбнулся Шаттен. Милей суровое лицо от этого не стало, но угроза понемногу растворялась.
– Посмотрите на меня, комиссар, – со всей своей силой убеждения поймала она его на полградуса потеплевший взгляд, словно до этой минуты он не следил за каждым её жестом. – Я хрупкая одинокая девушка, живущая на пособие по безработице и гадания на картах. Неужели вы думаете, что я способна каким-то образом похитить… непонятно для чего… случайных людей?
Шаттен так очевидно сдерживал смех, что Лора поняла: затея со щенячьими глазами и давлением на жалость провалилась. Если ей сразу стало очевидно, насколько непрост посетитель, то уж ему, комиссару со стажем и четырьмя серебряными звёздами на погонах, наверняка была заметна развитость открытых взгляду плеч и тренированность ног, которые недавно пинались под столом. И умение лгать. И чёртово имя, немецкое имя для восточного лица.
– Здорово, Лора. Я оценил, правда, – Шаттен вдруг впервые назвал её не по фамилии и без приставки «фрау». – Хорошая была
Внимательные взгляды пересеклись, и неозвученное засверкало в полумраке комнаты ярким неоном: тут нет глупцов.
– Я помогла всем, чем смогла, комиссар. Рассказала всё, что помню, – внезапно подсевшим голосом сказала Лора и прочистила горло для продолжения: – У вас есть ещё какие-то вопросы ко мне?
– Всего один. Можете ли вы вспомнить, не пропадал ли кто из ваших соседей в последнее время? Может, давно не мелькал на улице или вроде того. Особенно меня интересуют иммигранты.
– То есть половина жителей Санкт-Паули? – слабо улыбнулась Лора и отрицательно покачала головой: – Нет. Если бы вы не принесли фото, я бы в жизни не узнала, что эти люди пропали. Моя соседка Кэтрин, к счастью, жива и здорова.
– Могу ли я надеяться, что в случае, если у вас появится какая-то информация, вы сразу наберёте мой номер? – Шаттен выудил из всё того же необъятного кармана небольшой блокнот и ручку, быстро начиркав на нём цифры. По старинке, словно на дворе не век смартфонов, интернета и «Тик-Тока», но выглядело это безумно уютно и даже чуточку эстетично. – Любая подозрительная вещь. Что угодно…
– Комиссар, вы будто живёте на другой планете, – с усмешкой заметила Лора, но протянутый листок с номером всё же приняла. – Хотя, наверное, для вас, лощёных типов, Гамбург-Митте и впрямь другой мир. Это район иммигрантов, безработных и шлюх, жмущихся к углам старых, разваливающихся домов. Тут каждую минуту случается «нечто до ужаса подозрительное».
– И всё же буду рад любой информации. Настолько, что даже не стану прикрывать ваш театр, пока есть шанс, что жертв объединяет не только статус беженцев с Востока. Понимаете меня?
– Теперь моя лавка – приманка на случай, если очередной клиент решит раствориться в воздухе, – невесело поджала тёмно-алые губы Лора. – Я буду внимательна, комиссар. Подозреваю, что выбора у меня нет: или сотрудничать с вами, или получить срок за мошенничество.
– Вы очень умная, фрау Вебер. Сразу это заметил, – Шаттен даже не стал отрицать очевидного, но оливковые глаза оставались холодны.
Он собрал со стола фото и поднялся из кресла, как бы дав понять, что вопросов у него не осталось. Лора задумчиво сложила пополам листок с телефоном, наблюдая за каждым движением комиссара. Мыслей в голове роилось куча, догадок и предположений, но одно она решила высказать вслух:
– А вы и впрямь не расист, – негромко пробормотала она, на что Шаттен замер.
– Что вас убедило?
– Эти люди, которых вы ищете. Они ведь никому не нужны: ни собственной родине, ни приютившей их Германии. Брошены и одиноки. Садыка мечтала создать семью. Ахмед потерял жену, последнего родного человека. Вы говорили о том, что про них рассказывали соседи, но ни разу не упомянули более близких людей: вероятно, потому что их нет. И значит, вряд ли наша распрекрасная полиция будет рвать задницы ради парочки иммигрантов из плохого района, которые, к счастью для налогоплательщиков, от одиночества утопились где-нибудь в Эльбе. А вы допрашиваете даже гадалку, к которой они ходили.