Игра в чертогах смерти

Казаков Дмитрий Львович

Провалиться в астрал местным дикарям!

Гибберлинги топали следом за эльфом, держась, как обычно, тесной группой – понятное дело, что это не очень разумно с точки зрения возможного нападения, но всякому известно, что шагать врозь их не заставишь.

И позади шел Велигор, мрачный и необычайно молчаливый, в обгорелой рясе.

Головешка время от времени оглядывался, проверяя, не отстал ли храмовник – тот еле тащился, поскольку не спал всю ночь, дожидаясь, пока сгорит тело Пожирателя, а потом закапывая кости и пепел.

Джунгли

выглядели обманчиво мирными, под кронами клубился густой туман, солнце виделось через него тусклым огненным шаром. Птицы и прочие лесные твари кричали приглушенно, на стволах блестели капли воды, а под ногами время от времени начинало чавкать.

Не прошли и десятка километров, когда Велигор споткнулся на ровном месте и едва не свалился.

– Стой, подождите, – сказал он, хватаясь за ствол ближайшего дерева и тяжело дыша. – Да помилует меня всемогущество Тенсеса, но мне нужно слегка отдохнуть, а может быть, помолиться, чтобы небесные силы дали мне сил земных для продолжения странствия…

– Какие к астралу молитвы? – отрезал Головешка. – Слава предкам, ты хорошо знаком со святой магией… неужели ты не в состоянии восстановить силы заклинанием?

– Это… это, – храмовник запыхтел, побагровел, глаза его выпучились, как у рака. – Не подбивай меня на дела нечестивые! Ты, отродье нечеловеческое, враг истинной веры!

– Так ты ради веры сюда явился? – протянул Головешка, не скрывая издевки. – Рассказывай эти сказки тупоумным старушкам, что побираются у храмов бывшего мага, выбившегося в боги… Те мощи, какие ты хочешь добыть, помогут вам собирать с легковерных еще больше денег, ведь к ним пойдут паломники. Что, скажи, это не так?

Велигор замахнулся копьем, эльф потянулся к мечу.

– Стойте! Стойте вы! – между ними оказалась Ульфа, решительно выставила мохнатые лапы. – Помните, сколько мы прошли, что преодолели, и все ради того, чтобы вы поубивали друг друга в шаге от цели? До нее недалеко, я чувствую, и там нам понадобятся все силы и умения, что есть у каждого! Истинно!

– Пусть этот горелый огрызок эльфа засунет свой поганый язык… – начал было храмовник, но осекся на полуслове, лицо его вытянулось, зато копье в руке опустилось. – Ох, да простит мне Свет грех сквернословия, и прочие грехи мои…

Головешка сжал рукоять меча с такой силой, что в суставах хрустнуло.

Накатило яростное желание выхватить клинок и отрубить голову мерзкому уродливому святоше. Выточить кол в форме священной свечи и насадить на него окровавленную, глумливо ухмыляющуюся башку… пусть хоть после смерти послужит образцом благочестия.

– И ты прости меня за слова злые, – продолжил Велигор, без боязни подходя к эльфу. – Не по искреннему велению сердца были они сказаны, а по наущению врага истинного для всех на земле живущих, того, кто нас с пути истинного сбивает, творит зло и нечистоту…

– Ладно, проехали, – проговорил Головешка, с трудом шевеля окостеневшим от гнева языком.

В

конце концов убить Велигора можно будет и после того, как они добудут подвеску. Ведь наниматель ничего не сказал насчет того, что нельзя лишать жизни спутников… после того, как они исчерпают свою полезность и станут не более чем надоедливой обузой.

И Ульфа по-своему права – у пирамиды, что ждет их впереди, может пригодиться каждый.

– Радостно слышать такое! – взревел храмовник и заключил Головешку в воистину медвежьи объятия.

– Ну вот и хорошо, – сказала гибберлингка. – И почему бы тебе не восстановить силы заклинанием? Чем это унизит тебя и умалит мощь великого и святейшего Тенсеса?

Велигор отпустил эльфа и отступил на шаг.

Видно было, что он колеблется, что с одной стороны, возразить вроде бы и нечего, а с другой стороны – так просто не выкинуть тот совсем не рациональный набор убеждений и правил, который обычно и называют верой.

– Ну, это же грех воистину… – протянул он наконец. – Хотя не самый страшный.

– Если ты не сделаешь этого, то скоро рухнешь от слабости, – продолжала настаивать Ульфа. – А если вдруг кто еще нападет? Опасность витает рядом, Нить любого может оборваться вот-вот, и темное облако неопределенности продолжает скрывать будущее. Клацают рядом ножницы тех, кто обрывает судьбу любого из живущих. Видишь?

Говорила она убежденно, лапами размахивала яростно, и Велигор сдался.

– Ладно, – буркнул он, поднимая крепко зажатую в кулаке деревянную свечу. – Согрешу я, ибо детям Света иногда неможно жить в этой юдоли скорбей без греха… Отмолю потом.

От символа веры в Тенсеса, принесшего в Сарнаут возможность истинного воскрешения, потек мягкий белый свет. Через миг храмовник оказался заключен в тонкую полупрозрачную скорлупу, плечи его расправились, лицо прямо на глазах начало разглаживаться.

Головешка отступил, отвел глаза – почему-то этот свет показался неприятным.

– Вот так куда лучше, – сказала Ульфа, когда ореол вокруг храмовника развеялся.

– Ага, – подтвердил Свен.

– Ух, словно повторно родился, – произнес Велигор, и голос его прозвучал глубоко и мощно, так же как и ранее. – Отныне снова я готов сокрушить любое исчадие, что осмелится встать на нашем пути!

И они пошли дальше.

Вскоре тропа привела к болоту, но как ни странно, не закончилась, побежала дальше, с кочки на кочку. Потянулась унылая топь с висящими над ней облаками вонючих испарений, полчищами летучих кровососов и чавкающей, зыбкой поверхностью под ногами.

В какой-то момент Головешка услышал позади вскрик, обернулся, вытаскивая меч и одновременно готовясь метнуть заклинание – мало ли какая опасность могла неслышно подкрасться в этой дымке или выбраться из-под воды?

Но обнаружил лишь, что Ульфа бессильно обвисла на руках братьев, а голова провидицы мотается из стороны в сторону.