Игра в детектив
Шрифт:
Дело же было, естественно, не во входной двери каюты, а в том, что Виктор Андреевич состоял на этом круизном лайнере в должности начальника службы безопасности и обязан был, чего уж скрывать, реагировать на все поступающие сигналы относительно нарушения общественного порядка. Но не реагировал. Нельзя сказать, чтобы Балабанов был человеком ленивым или некомпетентным, нет, просто в таком месте, как круизный лайнер «Россия», ничего из ряда вон выходящего не происходило. Самым серьёзным происшествием на памяти Виктора Андреевича была пьяная драка одной подвыпившей туристки с каким-то холёным молодым человеком, решившим провести с ней ночь. Неизвестно, что уж там у них тогда произошло, но она на полтеплохода орала не своим голосом: «Говно ты, а не новый русский!» и пыталась
И вдруг – на тебе! Ни драка и ни конфликт, а убийство! Не дай Бог ещё и преднамеренное. Нет, пока Виктор Андреевич сам своими глазами не увидит всё, ему будет трудно осознать происшедшее до конца.
Балабанов с недовольным ворчанием облил голову холодной водой, чтобы окончательно проснуться. А проснувшись, нацепил рубашку, костюм и вышел из каюты, приглаживая на ходу ладонью свои жиденькие волосы. Поднявшись лифтом на палубу «Променад», он быстрым шагом пересёк её и поспешил к кормовой части. Стук его шагов тонул в мягких объятиях ковровых покрытий и не тревожил обитателей погрузившегося в сон теплохода. Пройдя коридор почти до конца, Балабанов поднялся по лестнице и оказался под открытым небом на кормовой площадке палубы «Бутс», где и располагались бассейн с баром «Матрёшка». Там его уже ждали.
Картина перед глазами Виктора Андреевича Балабанова предстала впечатляющая, вполне достойная завязки хорошего детективного романа – покойник, звёзды и обволакивающая всё тишина. Участники открывшейся картины располагались следующим образом: Полина сидела у стойки бара, опустив голову, и еле заметно теребила пальцами уголок накинутой на её плечи шали. Она казалась сильно напуганной. Её взгляд, недавно столь озорной и весёлый, потух, и не плакала она, может, лишь оттого, что шок после случившегося ещё не прошел. Рядом с Полиной стоял Альберт Сергеевич Ковец. Хмуро глядя куда-то в темноту, простиравшуюся за бортом, он курил трубку, и дым над его головой уносился ветром вверх и в сторону. Он выглядел спокойным, но напряжённым. Чуть поодаль от Ковеца облокотился о стойку бара Костя Обухов. Он тоже выглядел спокойным, но это шло скорее от усталости и равнодушия. Видимо, время, проведённое среди людей не особенно ценивших человеческую жизнь, отучило его задумываться и сопереживать. Кроме того, двое сидели в плетёных креслах напротив стойки – Эльвира, укутавшаяся в кофту Альберта Сергеевича и не сводившая глаз с бирюзового квадрата бассейна, как будто она боялась взглянуть на присутствующих, и Гарик. Этот, возложив ногу на ногу и закурив сигарету, просто с интересом ждал продолжения. Почти не заметный за спинами остальных бармен сидел за своей стойкой и нервно курил, тупо глядя в пол. Рука его дрожала. Он был напуган по-настоящему. Во всяком случае, он не скрывал этого. А в стороне, рядом с бассейном, лежал труп Вадима Щукина и из груди его зловеще – словно укор всем присутствующим – торчала рукоятка ножа. Никто не желал смотреть в ту сторону.
Дополняли же картину главный врач корабельного госпиталя и капитан Овсянник. Они о чём-то тихо разговаривали и в полнейшей тишине этого трагического момента были единственными людьми, которые издавали хоть какие-то звуки. «Ну, дела!» – подумал Балабанов, и подумав таким образом, замкнул умозрительный круг действующих лиц этой невольно складывающейся драмы. Помнится, точно такую же фразу произнёс Полинин шатен из ресторана, когда первым среагировал на её крик. Впрочем, подумав «ну, дела», Виктор Андреевич Балабанов имел в виду совсем другое. Просто для него теперь стало совершенно очевидно, что ничего хорошего ближайшие дни не принесут.
С другой стороны, когда наш детектив появился на месте происшествия и молча окинул его оценивающим взглядом, все, кто находился здесь (за исключением, разумеется,
Между тем, капитан Овсянник прервал беседу с врачом, размеренным шагом подошёл к детективу, взял его под локоть и увлек за собой.
– Б-боюсь, что у нас неприятности, Виктор Андреевич.
– Хороши неприятности, – проворчал Балабанов, глядя на распластанный у бассейна труп, – представляю, какой будет скандал.
– Никаких с-скандалов, – отрезал Овсянник и переадресовал Балабанова главному врачу госпиталя: – Павел Самуилович, в-введите Виктора Андреевича в курс дела.
– В общем, сказать можно немного, – вздохнул Павел Самуилович. – Смерть наступила в течении прошедшего часа, но точное время установить пока трудно. Он успел посидеть на ветру, а перед этим, видимо, побывал в бассейне… Причиной смерти без сомнения является проникающая рана в область грудной клетки, в результате которой было задето сердце. Смерть была мгновенной… Что еще? Других ранений на теле очевидно нет.
– Терпеть не могу крови, – проворчал Балабанов.
– В-валерий Андреевич, я попросил бы вас очень серьезно подойти к этому п-происшествию.
– Нет, я просто имел в виду, что если вытащить нож из груди, то должна пойти кровь. А?
– А мы не б-будем вытаскивать нож.
– Но это моя основная улика…
Балабанов посмотрел на врача.
Тот отрицательно мотнул головой.
– Из этой груди никакая кровь не пойдет.
– Поступайте, как знаете, – сказал обоим капитан, – но не забывайте, что у нас очень мало времени. Сегодня в-во второй половине дня «Россия» пребывает в Пирей и до этого времени мы должны прийти к к-какому-то решению.
– Хорошо бы.
– И е-еще. Знать о том, что случилось, не должен никто кроме свидетелей п-происшествия, нас с вами и Д-дубинина. Он сейчас придет сюда. Я его отправил за носилками.
Овсянник и Балабанов подошли к бару, где оставались все свидетели. Капитан вздохнул, сцепил руки за спиной и оглядел присутствующих.
К слову сказать, капитан «России» оказался чрезвычайно колоритной личностью. Он полностью соответствовал представлению о капитане большого корабля – высокий, крупный человек под пятьдесят, с аккуратно подстриженной бородой и суровым взглядом. Белый китель, в котором он всегда появлялся, был словно изобретён специально для него. Движения капитана были неторопливы, а голос убедительно низким. Только две вещи не вписывались в этот образ: Овсянник курил не трубку, а крепкие сигары и слегка заикался.
– — Г-г-господа, – сказал он, – вы все прекрасно понимаете, насколько неприятное событие произошло. Я считаю вас свидетелями этого т-трагического происшествия и прошу оказать всяческое содействие нашему м-маленькому расследованию. Виктор Андреевич по моей просьбе постарается прояснить ситуацию… М-может быть, кто-нибудь хочет поговорить со мной приватно?
Ответом капитану было полнейшее молчание. Видимо поговорить с ним приватно никто не хотел.
– Х-хорошо, – вздохнул Овсянник, вытащил из внутреннего кармана кителя часы-луковицу на золотой цепочке и щёлкнул крышкой. – В в-восемь часов прошу всех собраться у меня.
С этими словами он покинул место происшествия и все присутствующие, которых Овсянник поименовал свидетелями, молча воззрились на Балабанова в равнодушном ожидании.
– Ну что же, – сказал Виктор Андреевич, – давайте для начала вспомним всё, что происходило здесь этой ночью.
– Вы нас будете допрашивать? – тут же вставил Гарик.
– Обязательно.
– Может быть, нас ещё и арестуют? Это было бы очень интересно. Провести отдых под арестом…
– Послушайте, – недовольно вздохнул Балабанов, – если ситуация не прояснится, то капитан будет вынужден сообщить обо всём случившимся в соответствующие органы и расследованием займётся полиция, ну, скажем, итальянская. Каким будет ваше положение тогда?