Игра в дурака
Шрифт:
— Однако не забывайте, Желтухина искала полиция, — продолжил Игорь. — А ей морочить голову мы не станем, потому как лишаться из-за вас лицензии не собираемся. Впрочем, полиция нас не трясла, да и вряд ли трясти начнет. У нее дел полно, а это уже и не дело — так, прошлогодний снег. Могут, конечно, у Желтухина для порядка показания взять, но он уж пусть сам выкручивается.
— По поводу полиции все ясно, — нетерпеливо перебил Лямский. — Я о других каналах утечки информации.
— Вы хотите сказать, что информация просочилась? — перебил в свою очередь Погребецкий. — Так это вопрос не к нам.
— Может, и не к вам. — Лямский, похоже, совсем
— Он сообщил только это? Без комментариев?
— Без малейших. Сказал и швырнул трубку. В принципе, выгнал и выгнал, мне от этого только польза. Но почему он позвонил мне? Он о чем-то разузнал?
— А вы в свою очередь позвоните Желтухину. Он вам тоже кое-что сообщит.
— Благодарю за совет, — многозначительно процедил Леонид Леонтьевич.
— Причем совершенно бесплатный, — уточнил Игорь и отключился.
— Ну все, — порадовалась я, — теперь он Гудилина в лохмотья порвет.
— А Бреусов поточит зубы на Лямском, — добавил лучший друг.
Нет, нынче явно был день биоэнергетической активности. Если и правда, что мысль материальна, то сегодня эта теория подтверждалась самым конкретным образом. Мы вспомнили Лямского — он немедленно объявился. Упомянули Бреусова — и он тут как тут. Причем позвонил напрямую нам, обоим сразу. Гену, видать, решил сторонкой обойти.
— Желтухин — сволочь, — просветил он нас своим тягучим голосом, на что мы радостно откликнулись, заявив, дескать, может, и сволочь, но его, Бреусова, родная сволочь. — Я редко ошибаюсь, — проявил прямо-таки удивительную скромность Виталий, — но всякий человек имеет право на ошибку. Я свой лимит исчерпал. По крайней мере, на данный момент. И хочу, чтобы меня никто больше не подставил.
Мы с Игорем переглянулись. Ну да, конечно, зато Гудилина сам он подставил. Вот ведь профессия дурацкая — политтехнология. Сегодня друг другу так и норовят морды начистить. А если завтра в одной команде окажутся? Наверное, станут друг друга в эти самые морды целовать.
— А от нас вам что нужно? — совсем не любезно спросил Погребецкий.
— Чтобы вы назвали время, когда вам привезти деньги, — сказал Бреусов таким тоном, будто мы у него год милостыню просили, и вот он, наконец, сподобился нас осчастливить.
— Мы Сокольникова пока не нашли, — отрезал Игорь. — А ваш Шелест аванс нам не обещал.
— Это не за Сокольникова. Это за Желтухина.
— Вот как?
— Чтобы вы помалкивали. Мне огласка ни к чему, и я готов заплатить.
— Из денег Шелеста? — язвительно уточнил Игорь.
Бреусов презрительно хмыкнул:
— У меня и свои имеются.
Ага, сообразили мы, значит, Шелесту он о своем кадровом проколе сообщать не хочет. Хорош гусь!
Вообще-то финансовые отношения у нас определяет только Кирпичников, но мы решили рискнуть. В конце концов, нам уже заплатил за молчание Лямский, и почему бы за то же самое не заплатить Бреусову, если ему так сильно хочется?
— Визите свои откупные, — разрешил Игорь. — Только имейте в виду: если на нас выйдет полиция, уговор сорвется, а деньги назад мы не вернем.
— Нужен этот кретин полиции! — фыркнул Виталий. — Я уже позвонил куда надо и сказал про Желтухина. Сыскари сильно обрадовались, им можно больше не суетиться.
Что верно, то верно. Когда мы Ивану Земцову рассказали про журналиста, он крепко прошелся и по Севе, и по Лямскому с Гудилиным, но тоже обрадовался.
Однако другая проблема, с достопочтимым Валерием Аркадьевичем, никуда не делась. А наш шеф поручил обмозговать идею, которая забрела в голову Погребецкого, но там пока и затаилась.
— Так что ты надумал интересного? — напомнила я, но получить эксклюзивную информацию мне не удалось, поскольку вновь зазвонил телефон, теперь, правда, внутренний, и мы услышали Кирпичникова, который велел нам явиться для доклада.
Его, конечно, тоже интересовало, какое просветление в мозгу случилось у Игоря. Но мы с порога признались, что даже словом на сей счет не успели перемолвиться, потому как нашлись другие люди, которые жаждали с нами перетолковать.
Гена явился после общения с налоговым инспектором в хорошем настроении, и наш рассказ о разборках между двумя соперничающими штабами это настроение еще улучшил. Кирпичников редко улыбается, а тут прямо-таки просиял. Под эту радость мы быстро подсунули информацию о Бреусове, которому милостиво разрешили заплатить за наше молчание. Гена за самовольство погрозил пальцем, но особливо серчать не стал: черт с ним, пусть раскошеливается.
— А теперь, Игорь, давай свою идею, — перешел начальник на серьезный тон. — Пока мы только полдела сделали, а другая половина осталась, причем, подозреваю, худшая.
— Я вот о чем подумал, — начал Погребецкий, и физиономия у него при этом стала такой многозначительной, будто ему видение свыше явилось. — Мы с самого начала ошибочно связали исчезновения Желтухина и Сокольникова. Именно поэтому мы были совершенно уверены, что все объясняется политической борьбой. Да, Лямский припрятал журналиста, но не похищал — Сева сам не возражал. Тут Леонида Леонтьевича ничем не зацепишь, никакого криминала ему не пришьешь. Конечно, скандал раскрутить можно, но если его кто и устроит, то только не Шелест с Бреусовым. Виталий вообще пытается скрыть от Шелеста, как их всех обул его же ставленник. Могут, конечно, возжелать мести люди Козлинского. Но, во-первых, они, думаю, сильно деморализованы смертью Григория Акимовича, а, во-вторых, просто ничего не знают. Звягин с Прокоповым теоретически в состоянии докопаться, но им, по-моему, тоже все это без надобности.
— С Желтухиным ясно, — перебил Гена. — Ты давай ближе к Сокольникову.
— Ничего не ясно, — воспротивился Погребецкий. — Не исключено, мы опять же ошибочно считаем, будто я первый, кто узнал про исчезновение Севы, — тогда, когда ко мне пожаловали Малышкины с Галиной. И будто бы Бреусов это выяснил после того, как к нему явились те же Малышкины с Варварой. Вы же видите: Виталий готов нам сам заплатить, лишь бы скрыть от Шелеста историю с Севой. Он же с самого начала пытался убедить Варвару и девчонок, будто с Желтухиным все в порядке. Почему? Совершенно очевидно. Потому что Желтухина привел в штаб Бреусов. По сути, Бреусов за журналиста поручился. И вдруг тот пропал. Если бы Виталий был уверен в похищении Севы, он бы наверняка вел себя по-другому. Но он знал, что Севе не нравится работать с Сокольниковым, и потому не исключал, что Желтухин «сделал ноги». И в определенном смысле оказался прав. Но! Этот факт легко было скрыть от Шелеста, который в основном сидит у себя на заводе да с электоратом общается, но вряд ли от Сокольникова, у которого в штабе все люди на виду. Отсутствие Севы наверняка заметили и другие штабисты. Иными словами, информация запросто могла разлететься в разные стороны.