Игра в «дурочку»
Шрифт:
— Странно, — сказала Маринка.
— Видите ли, — Удодов очки снял и аккуратно сложил дужку к дужке, — видите ли, сотрудники сами сначала пытались потушить… я тоже попытался… Мы были в шоке. Этим можно объяснить. Многие сотрудники проявили себя при тушении самоотверженно. Шофер Володя опалил волосы, секретарь обожгла руку, уборщица Лида надышалась дыму и никак не могла прокашляться. Я всем им объявил благодарность. Пожарных мы вызвали… ну минут через десять, не позже, я вызвал, они приехали, залили.. Как, как вас зовут? — обратился к нотариусу. — Лия…
— Марковна, —
— Хочу проинформировать вас, уважаемая Лия Марковна… когда пожар был потушен, мы, то есть медсестра наша дежурная, мой шофер Владимир и я, вместе с инспектором госпожнадзора вошли в квартиру Мордвиновой-Табидзе и изъяли все ценное… На всякий случай, то, что попалось на глаза… Я взял все это… ну, кольца там, бусы… и положил в коробку, а коробку спрятал в сейф. — Удодов показал рукой на металлический ящик в углу. — Я, конечно, не знаю, не разбираюсь, действительно ли это ценное и насколько, но собрал, собрал.. Все-таки в сейфе надежнее. Может быть, с этих вещей и начнем?
— Не совсем понимаю, зачем вы собирали эти вещи… но, разумеется, если…
— Это же второй этаж! Кто-нибудь проговорится, и кто мне мог дать гарантию, что воры не влезут? Решеток же нет!
— Резонно. Вынимайте! — приказала Лия Марковна, присаживаясь к столу и вытащила из сумки-портфеля свои бумаги. Одну из них положила перед собой. На ней сверху чернела типографская надпись «Акт описи».
Я ещё ни разу не видела, как происходит вся эта процедура по передаче имущества согласно завещанию. Мне было интересно и это. Я встала, чтобы лучше видеть, что там пишется.
— Мне ждать? — просунулась в дверь голова в белой косынке.
— Подождите пока, Анна Романовна, — сказал Удодов, повернувшись от сейфа, откуда уже извлек деревянную коробку.
Рука Лии Марковны, маленькая, но энергичная, стремительно вписывала в «Акт…»: «Мною, государственным нотариусом 1-й Московской государственной нотариальной конторы Айвазовой Лией Марковной… при участи… представителя отдела государственного пожарного надзора Гуляева Владимира Ивановича…»
— А где же? — вырвалось у меня.
— В коридоре ждет, — не отрывая ручки от листа бумаги, отозвалась Шахерезада.
«… умершая умерла дома в связи с пожаром, возникшим в комнате… Поскольку комната была сильно обгоревшей, то при тушении пожара комиссией были извлечены ценности и составлен акт. Ценности хранились в сейфе…»
Далее Лия Марковна ухватывала двумя пальцами из коробки то брошь, то перстень, то бусы и стремглав записывала:
«1. Серьги белого металла, с желтым покрытием, в виде цветка, в центре камушек, красный, прозрачный, граненый.
2. Часы наручные женские желтого металла, квадратные.
3. Серьги белого металла… 284 пробы…
4. Бусы янтарные…
5. Перстень белого металла 284 пробы с камушком желтого цвета…»
Ну и так далее. То есть для меня стало ясно одно — никаких особых ценностей тут, в коробке, нет, хотя нотариус тщательно описывала каждый предмет…
Но и она скоро бросила словно в сердцах:
— Остальное бижутерия!
Коробку со
— Теперь идем вскрывать, — сказала Лия Марковна и уже была в дверях, легкая, как вихрь. Все прочие двинулись следом. В их числе оказался и представитель Госпожнадзора в форме, и «Быстрицкая», и секретарша Валентина Алексеевна, и сестра-хозяйка Анна Романовна, полная, степенная женщина в белом халате, в белой косынке поверх темных волос. На её руке поблескивало целых три обручальных кольца.
Процессия наша почти бесшумно продвигалась по ковровой дорожке темно-зеленого цвета, расстеленной во всю длину коридора. Слева от нас, как в гостинице, шли двери, деревянные, с ручками под бронзу, справа тянулась сплошная стеклянная стена — откуда лился щедрый солнечный свет на кадки и горшки с разнообразными растениями, включая пальмы и фикусы. Все они выглядели превосходно — ярко-зеленые, свежие. Здесь приятно пахло оранжереей, мокрой землей.
Но вскоре этот живой запах исчез совершенно под напором отвратительной вони. Лия Марковна уже сорвала пломбу и отворила дверь в квартиру Мордвиновой.
Горький, приторно-тошнотворный запах гари ударил густой волной. Мы с Маринкой вошли внутрь, невольно схватившись за руки. Вонь пожарища словно налипла тотчас на лицо, забила ноздри, почти удушила.
— Грязища-то! — воскликнула за моей спиной какая-то из понятых.
Я обернулась — сестра-хозяйка, Анна Романовна… Она поймала мой взгляд:
— Неосмотрительно вы… В таком-то костюмчике…
Может быть, она и впрямь пожалела мой прикид? С хрипотцой будто бы закоренелой курильщицы я сказала в обмен:
— Так и вы в белом халате!
Она улыбнулась мне, рассекретив золотой клычок.
— Ой, жуть-то какая! — тоненько пролепетала секретарша Валентина Алексеевна. И вдруг расплакалась, приговаривая: — Надо же… прямо в пожаре… А была-то какая красавица! Сколько за ней ухаживало интересных мужчин!
— Нельзя сильно заживаться на этом свете, — молвила «Быстрицкая». — Лучше прожить мало, но ярко.
— Глупости какие, — рассердилась Анна Романовна. — Живешь столько, сколько на роду у тебя написано жить. Господь один знает, кто зажился, кто нет.
— Хватит, хватит, бабоньки, на эту тему, — подал голос Удодов. — Нам надо поскорее все это… дел много. Жалко человека, конечно, а что поделаешь?
— Горят, горят людишки, — подал голос «госпожнадзор». — Всегда горели и гореть будут. Сначала каждого жалеешь, потом привыкаешь.
— Правильно! — подхватил Удодов. — Жизнь продолжается! О живых надо думать… заботиться. Это у кого дел нет, тому можно все удивляться, ужасаться без толку.
Вероятно, я и была здесь, среди этих людей, самой никчемной, если продолжала и ужасаться, и удивляться обгорелому до головешек книжному шкафу, стоящему справа, черной спирали того, что осталось от занавесок и скрючилось под самым потолком, закопченному окну, осыпанному черным пеплом письменному столу, кожаному креслу, из спинки которого торчат клочья паленой ваты, разбросанным по всему полу почерневшим книгам…