Игра в Джарт
Шрифт:
Но бобер? Нет, серьезно? Бобер?!
Еще бы жабу за него просватал этот шаман.
А не взять ли жену из меркитов? – неожиданно подумал Кочевник и приободрился.
Это была хорошая мысль.
Шаман все не унимался, но и Кочевник был упрям.
Быку отрезал ухо. Коню ничего не сделал, пожалел. Просто прогнал. Золотую подкову отнес в дальнее селение, сменял на две дюжины овец, подарки сестрам и бархатисто-черного, ярого жеребца.
Бархатисто-черный, ярый жеребец отогнал от стойбища и одноухого быка, и другого бархатисто-черного жеребца, и трехсаженную рыжую
Ты еще бобром обернись, – посмеиваясь, думал Кочевник.
Но Шаман, как видно, осерчал. Тем же вечером Кочевник сидел на своем красивом холме. Вдруг с неба камнем упал ворон и клюнул его прямо в темя.
Очнулся он глубокой ночью, в бескрайней степи, в незнакомом месте. Невдалеке горел костер. Кочевник встал и пошел к нему.
Вокруг огня вился, плелся туман, танцевали тени вепря, коня, быка, красивого отрока, ворона, пса. Затем туман сгустился, собрался в белоголового старца с бородой, заплетенной в две косы, четырежды обернутые вокруг шеи. В руках у старца не было ни бубна, ни посоха, только ветер. Он бросил ветер в костер, пламя взметнулось, и старец сказал:
– Смотри!
Кочевник увидел в пламени не Поднебесную страну и не девицу-оборотня. Он увидел сыновей своих сыновей. За ними шла орда, захватывая земли, города и селения, неся неисчислимые беды. Безжалостный и жадный народ-войско не знал поражений, заливая кровью землю от моря до моря с жестокой радостью.
– Они оседлают мир, – сказал старец, – Сыновья твоих сыновей сожгут селенья, разрушат города, и сытая от крови степная трава взойдет там, где был камень. Истаявшая степь возродится, и восстанет твой потерянный род. Нити судьбы уже сплелись в кровавый узор, и ты, безымянный раб, сирота, скитавшийся по воде и по земле…
– Слышь, дедан, – грубо прервал его Кочевник, – Ты войну хоть раз близко видел?
Шаман замолчал. Не ответил шаман, молча смотрел на него слезящимися, белесыми как туман глазами. Тени меркли – тень вепря, и тень коня, тень быка и тень красивого отрока, тени ворона и пса – и сам старец с ними блекнул, таял, рассеивался как горький, удушливый дым.
– Я был рабом долгие месяцы, годы. Долгие месяцы, годы я шел домой, – сказал Кочевник этому дыму, туману, – Весь свет объехал, выбился из сил. Теперь отдыхать буду. Делай, что хочешь, бессовестный, скверный старик, но никуда я больше не пойду.
Так он сказал, хоть и не сомневался в пророчестве старца.
Он знал, что люди никогда не устанут воевать и легко поверил, что сыновья его сыновей могут учудить такое: захватить чужие земли, разрушить города и сжечь селения, лить реки крови, забивать в колодки чужих сыновей.
Мысль эта вызывала у Кочевника усталое отвращение. Он не видел в войне ни смысла, ни доблести. Ему с лихвой хватило той крови, что он пролил сам, тех колодок, что он носил сам.
Он хотел жить мирно, как в давние-давние времена, прошлые прекрасные времена, когда не было ни богов, ни героев, а было лишь высокое синее небо, вечное небо и бескрайняя степь.
Кочевник взглянул на тень старца без гнева, но непреклонно, и тогда тэнгэриин пшбилгатай заарин боо, шаман, прошедший все девять степеней посвящения, исчезающий, вездесущий, могучий
Она вышла из огня, такая маленькая и красивая – очень красивая она была. Клюв и когти ее пламенели раскаленным железом, глаза были как расплавленное золото, перья – как пепел, а тело – как темная бронза.
Кочевник всегда был упрям. Да, очень упрямым он был, не поддавался ни горестям, ни невзгодам, ни людям, ни смерти. Не верил ни в богов, ни в судьбу – слишком долго он был рабом. Но Птица явилась ему истинным чудом из самого сердца пламени, поэтому он сразу в нее поверил, полюбил ее всем сердцем.
Чудо застало его врасплох, отомкнуло золотым ключом непреклонное сердце. Смутило, и сбило с толку, пробудило надежду, неясную, но и необоримую, словно там, глубоко-глубоко, далеко-далеко, под тяжким камнем стойкости, за семью замками терпения и семью дверями бесстрашия, в золотой кладовой его души, где сиял неизменно тихий свет красы сестрицы Башалай, и далекого города Джидды, и высокого синего неба, вечного неба, было место для чего-то еще.
Для чего?
Он и сам не знал.
Ну, не попробуешь – не узнаешь, не будешь искать – не найдешь.
Кочевник посадил Птицу на предплечье и пошел собираться в дорогу.
– …вообще-то, я должна была отнести его в Поднебесную страну, – печально сказала Птица, – Но я такая маленькая, что и кошку едва ли смогу туда доставить.
– Не маленькая ты. Нормальная, – буркнул Кочевник, – Сколько раз говорить.
Встретил насмешливый взгляд Трактирщика, и нахмурился еще больше.
– Ну, не беда, – сказала Птица, – Сестры его сплели красную шелковую нить в восемьдесят сажен. Мне нужно лишь долететь до Поднебесной страны и зацепить эту нить за железную дверь в небе. Тогда Кочевник сможет сам по ней забраться.
– По нити? – с сомнением спросил Трактирщик.
– Она довольно прочная, – уверила его Птица, – А Кочевник довольно легкий. Если не кормить его день или два…
Кочевник сделал презрительный жест, подразумевая, что не кормить его день или два никак не получится.
– …а добравшись до железной двери, мы сможем войти в Поднебесную страну, ту, что между небом и землей, – тем не менее, продолжала Птица, – Там необыкновенно красиво! Расстилается степь, покрытая разными цветами, виднеются горы из белых-белых сверкающих облаков. Небо светится нежными, разноцветными лучами, и кругом летают волшебные птицы. Не такие, как я, а прекрасные искуснопевные калавинки…
– Да кому нужны эти калавинки? – буркнул Кочевник.
– А дальше стоит прекрасный светлый дворец, – все заливалась Птица, – Снизу посмотришь на него – семь тысяч окон, и большая серебряная дверь, сверху посмотришь – окон без числа, и большая золотая дверь, а за ним – тридцать три базара и три бурхана. Но нам туда не надо, – она вздохнула, – Нам надо к небесной реке. По берегам ее растут диковинные деревья. Стволы у них красного золота, а ветви – белого серебра. С ветвей свисают драгоценные нити с алмазными колокольцами, а под сенью этих деревьев отдыхает девушка, прекрасная, сильная, стройная, высоко подпоясанная, дочь воды и ветра. Вот на ней-то и должен жениться Кочевник. Девушка непременно захочет испытать его, обернется бобром и ринется в небесную реку, тогда он…