Игра в имитацию
Шрифт:
— Я скорее отдам на отсечение собственную руку, нежели проведу хоть один час в подобной алкогольной вакханалии, — категорично отрезает Аддамс. Воспоминания о школьном выпускном ещё свежи у неё в голове — и не вызывают ничего, кроме безотчетного раздражения.
— Ну пожалуйста… — голубые глаза блондинки снова наполняются слезами, и она вцепляется в локоть соседки с удвоенной силой. — Мне нельзя быть одной… Иначе я от отчаяния позвоню Юджину, а потом буду неделю корить себя за это. А тебе, между прочим, придётся выслушивать…
Уэнсдэй вскидывает
Шантаж это или нет — но аргумент достаточно весомый. Она молчит с минуту, мысленно взвешивая все «за» и «против» — и приходит к закономерному выводу, что лучше вытерпеть час-другой, нежели минимум неделю.
Помимо всех прочих недостатков, Синклер всегда отличалась излишней ветреностью по части романтических связей. А значит, есть немалая вероятность, что на вечеринке она отыщет новый объект воздыханий, и страдания по Оттингеру хоть ненадолго прекратятся.
— Два часа и ни минутой больше, — твёрдо заявляет Уэнсдэй, недовольно поджав губы.
Энид принимается воодушевлённо кивать, всеми силами выражая своё согласие.
Её бестолковый энтузиазм изрядно раздражает — но всё же это лучше бурной истерики.
Похоже, стадии депрессии и торга блондинка благополучно перескочила. Неплохо.
В последний раз окинув захудалую забегаловку презрительным взглядом и мысленно пообещав себе никогда больше сюда не заглядывать, Аддамс решительно направляется к выходу.
Хвалёная вечеринка явно в самом разгаре — когда чёрный Мазерати сворачивает к двухэтажному дому, под колёса буквально вываливается вусмерть пьяное подобие человека. Уэнсдэй едва успевает ударить по тормозам. Колодки жалобно скрипят, и автомобиль останавливается как вкопанный в нескольких миллиметрах от потенциального суицидника.
У Аддамс невольно вырывается вздох облегчения — для полного счастья не хватает ещё поцарапать свежеотполированный капот.
Мысленно проклиная Синклер и её гениальные идеи, она паркует машину на значительном расстоянии от дома. Блондинка нетерпеливо ёрзает на пассажирском сиденье, поминутно прикладываясь к крафтовому стаканчику, в котором налит вовсе не кофе.
Просторный двухэтажный дом, выкрашенный уродливой голубой краской, заполнен людьми, оглушительными басами техно и стойким алкогольным амбре. Уэнсдэй лавирует в толпе, брезгливо скривив губы — окружающая вакханалия не вызывает ничего, кроме омерзения и раздражения. Энид теряется из виду практически сразу, ещё с порога завидев новых друзей — за неделю в кампусе она успела познакомиться с доброй половиной студентов. Её гиперобщительность всегда была за гранью понимания Аддамс.
Длинный коридор приводит на кухню.
Гранитный островок завален грязной посудой и пустыми коробками из-под фастфуда.
Машинально расправляя несуществующие складки на платье, Уэнсдэй подходит ближе и осматривается в поисках пригодной выпивки.
Выбор алкоголя крайне невелик — дешёвое пиво в зеленых стеклянных бутылках, белое
Шестерёнки в голове стремительно вращаются, производя нехитрые математические вычисления. Сто грамм крепкого алкоголя эквивалентно значению 0,5 промилле в крови. Максимально допустимое для вождения — не более 0,8.
Один стакан не повредит.
И однозначно поможет пережить окружающее мракобесие.
Смешав в красном пластиковом стаканчике водку пополам со спрайтом, Уэнсдэй возвращается в гостиную и с ногами взбирается на подоконник. Немигающий взгляд угольных глаз скучающе скользит по шумной толпе — никого из присутствующих она не знает, да и не хочет знать. Большинство людей скучны.
Обычно надменного выражения лица оказывается достаточно, чтобы отпугнуть окружающих, но не в этот раз.
Алкоголь явно притупляет базовые инстинкты самосохранения — уже через несколько минут от шумной компании на диване отделяется парень в тёмной футболке. Судя по тому, как сильно хлопковая ткань обтягивает рельеф мышц, он намеренно выбрал меньший размер, чем полагается.
— Привет, красотка, — парень усаживается на подоконник рядом с ней, сохраняя минимальную дистанцию. — Не хочешь к нам присоединиться? Кстати, меня зовут Кент, а тебя?
Уэнсдэй обводит его внимательным немигающим взором. Сканирует с хирургической пристальностью, отмечая про себя несколько характерных черт. Излишняя самоуверенность в сочетании с типичной внешностью качка. Судя по нахальной улыбочке, интеллект в данном случае — признак скорее рудиментарный.
Слишком примитивно.
Слишком скучно.
И явно ниже её достоинства.
— Проваливай, Кент, — она выносит непоколебимый вердикт с абсолютно равнодушным выражением лица.
— Вот так сразу? — парень явно не привык к категоричным отказам. Тем хуже для него. Кент придвигается ещё ближе и осторожно тянет руку, словно намереваясь дотронуться до её колена. — Может, передумаешь?
— Я знаю минимум три способа сломать тебе палец, — Аддамс выразительно изгибает бровь и понижает голос до вкрадчивого шепота. — Какой продемонстрировать?
— Рехнулась, что ли? — он отдёргивает руку так поспешно, словно коснулся открытого огня.
Уэнсдэй награждает его самым уничижительным взглядом из всех возможных. Кент торопливо подскакивает на ноги и удаляется обратно к дивану, бормоча себе под нос непечатные выражения.
Она едва заметно усмехается и делает небольшой глоток из пластикового стаканчика — слабо разбавленная водка обжигает горло своей крепостью.
Скользнув безразличным взглядом по пёстрой и одновременно безликой толпе, Аддамс пытается отыскать глазами Синклер, но безуспешно. Неугомонную блондинку словно ветром сдуло. В лучшем случае, она предаётся страстному грехопадению из чувства мести Оттингеру. А в худшем… Даже вообразить сложно. Особым благоразумием Энид не отличалась никогда.