Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
Клавиатура. Так и есть; сверху на камнях вырезаны буквы и цифры. Кому-то пришло в голову вкопать в землю каменные клавиши.
Кто, интересно, на ней печатает?
Пусто было вокруг, вымерше. Жозеф коснулся одной из клавиш ладонью, и она чуть вдавилась в землю.
Глупый вопрос. Петляя среди камней, он дотронулся по очереди до S, O и снова S. Потом подумал и нажал Enter.
И почти сразу рядом с ними остановилось такси — вполне современный «Мерседес» в шашечках. Совершенно здесь
— Куда?
— В аэропорт!
Сабин повалилась на заднее сиденье и свернулась там клубком, кутаясь в свой слишком длинный шарф. Такси, неловко переваливаясь, вырулило из сугробов и направилось к залитой огнями главной улице города.
Жозеф вздохнул. Ну и работенка.
— Верочка — это сестра вашей бабушки?
Сабин закивала. Руки у нее дрожали; она стащила перчатки и стала дуть на покрасневшие пальцы.
— Я не знала раньше... никогда не знала, что у нее была сестра... Бабушка эмигрировала, потому что была беременна мамой и боялась. А Верочка, младшая... Сначала не хотела ехать, а потом не получилось, — девушка сглотнула, — поздно было.
Такси покидало город, оставляя за собой сиротливые новостройки. Дорога впереди была глухо-темной, окруженной ельником.
— А шкатулку эту... бабушка всю жизнь ее искала. Письма посылала... Даже на аукционах, в Интернете... И только перед самой... самым концом мне сказала про Верочку. Это ведь выходит... Выходит, шкатулка ее погубила. Ведь из-за писем... Господи, как же это страшно...
Она шмыгнула носом:
— Бабушка всегда говорила, что зря уехала, всегда... Все хотела вернуться, но так и не вышло, город ведь не так давно открыли...
И выходит, что все накопленное чувство вины по наследству досталось внучке. Вместе с воспоминаниями и «якорем» в виде шкатулки с аистами.
Уже когда они подъезжали к зданию аэропорта — с колоннами и белыми башнями оно напоминало какой-то Дворец Советов, — Жозеф вспомнил, что не назвал терминал. «Аэровокзал» — горело неяркими светло-синими буквами; точно такие же были когда-то на соседнем «Гастрономе».
Несвоевременное воспоминание. Несвоевременно показанное.
Они влетели в здание, толкнув тяжелые стеклянные двери.
— Внимание, внимание! Объявляется посадка на самолет «Ту-134», следующий рейсом девяносто третьим до Кирова.
— До... чего?
Но Жозеф и так понял, что все не то.
— Такси! Надо вернуть...
Но, конечно же, они не успели.
В аэропорту было мало людей; куда-то подевались магазины сувениров, кассы обмена валют и огромная «Шоколадница», которую он видел по прилету. Да и здание будто съежилось втрое. Остались прикорнувшие в углу на стульях пассажиры, автомат с газировкой по три копейки, летчики в новенькой синей форме. На фуражках — крылышки, увенчанные серпом и молотом. Рекламный щит «Летайте самолетами Аэрофлота!».
И пахло тут вокзалом — прелой одеждой, курицей, залежавшейся в рюкзаке.
Сабин, вцепившись в его руку, таращилась по сторонам. На них
А может, полететь — хоть до Москвы? Денег на билет хватит... всегда хватает. Он представил себе тесный, теплый салон «Ту», тихо переговаривающихся стюардесс, лимонад в коричневой пластиковой чашечке...
Тьфу ты! Жозеф тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Получается, что город бросил против них все силы... Стоит ли так стараться? Он привык, что в аэропортах притяжение города ощущалось меньше всего. А здесь... Но Сабин говорила правду — раньше тут был «закрытый объект»...
— Это из-за того, что я не забрала шкатулку, — сказала она решительно. — Нужно вернуться и забрать. Пусть даже Верочке это не поможет. Все равно, ведь это память...
Значит, вот в чем дело.
Орфею сказали, чтоб он не оборачивался, выходя из царства Аида. Древние боги дураками не были, они знали, что оглядываться нельзя. А теперь город ловит нас на сожалениях, которые, конечно, у каждого есть...
— Я сейчас, — сказал он, заметив у стены аппарат с газировкой по три копейки. Сабин удивленно смотрела, как он шепчется с автоматом; в конце концов тот по-человечески вздохнул и выбросил в щель «возврат» несколько двушек. Жозеф сгреб мелочь в ладонь и замер. По залу шел милиционер. Жозеф представил себе, что будет, если у них сейчас спросят документы.
— Оська! — раздался вдруг голос, громкий и какой-то свежий посреди оцепеневшего аэропорта. — Оська, ты, что ли?
Жозеф узнал не голос — интонацию. Обернулся. Совсем рядом стоял веселый широкоплечий мужчина в короткой дубленке, с дипломатом. Глаза его светились.
— Владимир? — спросил сперва Жозеф с привычным ударением на последний слог, а потом уже выдал забытое детское: — Вовка!
— Ну надо же! Сколько ж мы не виделись! Какими судьбами, брат?
— Я тут... по работе. — Жозеф не мог удержать дурацкую улыбку. С незнакомого взрослого лица глядели те самые глаза — Вовкины.
— А я, видишь, из Киева прилетел, с конференции... Ого! — Вовка заприметил Сабин. — Твоя? Представишь?
— Не моя, но представлю. — Жозеф заторопился. — Ты мог бы довезти нас до города? Очень надо...
У Вовки — Владимира... — оказалась темная «Волга» с уютным салоном, почти сразу нагревшимся от печки. Сабин на заднем сиденье, кажется, уснула. Неразборчивые напевы радио ей не мешали. Вовка с видимым удовольствием рулил по заснеженной дороге и болтал:
— Никто тогда и не понял, куда вы делись... Кто говорил, в Израиль, на историческую... А вы, значит, во Францию.
— Во Францию, — эхом отозвался Жозеф. В душе росло неловкое чувство. В последний раз они с Владимиром виделись, когда ему было семь лет. Вовка давно стал... выходцем из сна. Радость от встречи казалась излишней, ненатуральной...
— А мы-то вас не забыли, — сказал Вовка. Жозефа пробрал холод. Машина зарулила в дебри; узкие улочки, черные деревянные постройки.
— Мне бы к гостинице, — начал Жозеф. Он оглянулся на Сабин — девушка спала.