Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
— Зачем, по-твоему, Бельскому было лечиться от неграмотности? — спросил Валентин, вваливаясь в небольшую душную квартиру.
— Твоему — Бельскому? — вылупил глаза Шульц. — Ты сам мне говорил, что он — лучший...
Дантес вытащил из кармана звякающий груз — бутылку «Джека Лондона» — и проследовал за другом на кухню. По пути он рассказывал о своем визите к «бабке».
— Старая, — не очень уверенно предложил Шульц. — Не помнит...
— Эх, знай я раньше... Спросил бы у самого
— Я могу поинтересоваться у доктора. Кажется, я у него на хорошем счету. Делаю успехи в лечении. — Шульц разлил принесенное по бутылкам. — Не слишком быстро, иначе доктор догадается, что казачок засланный...
— А о Нестерове?
— Ничего. Как в воду канул. Не слышали, не видели. Валь, ты у меня ночуешь?
Дантес поглядел на безрадостные сумерки за окном и кивнул.
Ночью он лежал на старой советской раскладушке, слушал дальний грохот ночных поездов и разглядывал тени на потолке.
... наша страна – диктатура грамотности и нормы...
...кофе — он, кофе — мой!
...лечение прошло весьма успешно... как видите.
Дантес растолкал напарника.
— Ы? — спросил тот.
— Скажи мне еще раз, что тот доктор говорил насчет страха?
Шульц потер кулаками глаза:
— Сколько времени, твою грамматику? Говорил, что страх... страх — это главное, что мешает человеку писать. У тебя что — есть идеи?
— Идеи, — повторил Дантес. — Как по-твоему, могли доктора Х раньше звать Хлебников?
Шульц встретился с доктором в коридоре несколько дней спустя. Тот любезно поинтересовался, как идет лечение, и экс-корректор изобразил, что смущается:
— А скажите, доктор, правда, у вас лечился Андрей Бельский?
Тот заулыбался:
— Правда, правда, только еще в то время, когда клиника была полностью экспериментальной... и он не любит это афишировать, вы понимаете? Хотя, разумеется, такой знаменитый автор сделал бы нам честь...
— Но как так получается, — Шульц запнулся, — чтоб сначала неграмотный, как я, а потом — стать писателем? У вас в клинике это делают?
Тот улыбнулся еще добрее:
— Без сомнения, в вас есть потенциал. Я вам советую дождаться творческих упражнений, они у вас начнутся на следующей неделе. Вам должно понравиться.
— Не может быть, — сказал Дантес на следующий день. Они стояли за высоким круглым столиком дешевого кафе. Располагалось оно недалеко от КОР, но корректоры сюда обычно не ходили. — Получается, все это лечение безграмотности — всего лишь прикрытие? А на деле там маленький филиал Совета?
— Еще хуже, Валя. Эти упражнения — их дают всем. Всем пациентам, понимаешь? Я
Дантесу это очень сильно напоминало литературный. И пять лет, проведенные за одной партой с Бельским, который к тому времени уже вылечился от речевого недуга.
— Это невозможно. Они не могут учить всех. Чтоб стать писателем, нужен талант. Совет-то не резиновый...
— Нейролингвистика, — пробормотал Шульц. — Передовые методы. А если они способны... давать человеку такой талант? А вообще, если подумать... Многие ведь до сих пор считают, что автору прежде всего нужна грамотность. А остальное приложится...
— Чередовать вашу гласную! Это что же получается? Куча дрянных писателей, бывших зэков, которые теперь способны менять мир?
— И заседать в парламенте, — подытожил Шульц. — Этих же никто не регистрирует...
Пришлось заказать водки.
Подтаявший, в серых потеках город затаился в ожидании первого утреннего звонка — диверсии, когда город подорвет миллион трещащих, бьющих по ушам, гудящих сиреной будильников. Окна были еще темны и занавешены; но за какими-то шторами чьи-то неутомимые пальцы стучали по клавиатуре, хотя песнь соловья давно уже сменилась бы трелью жаворонка — если б такие птицы в городе были. Дантесу снилась орда писателей, кидающихся на него с перьями наперевес, и разбудившему его телефонному звонку инспектор обрадовался.
На том конце трубки оказался шапочно знакомый младред.
— Это вы нам отправляли описание пропавшего Нестерова М.? Тут у нас в больницу поступил человек со стертой памятью, по описанию совпадает...
Визит в больницу ничего не дал. Михаил сидел на кровати, хлопал глазами и ничего не помнил о клинике. Правда, говорил грамотно, без паразитов и мата. Действительно, хмуро подумал Дантес, стопроцентное восстановление грамотности...
— Чем стирали память, установлено?
— Доктор говорит, не «Штрихом» и не «Ластиком». Скорее всего, беднягу заказали кому-то из писателей...
— Инспектор Дантес? Что вы здесь делаете, позвольте поинтересоваться?
Валентин обернулся и увидел человека в штатском, с уверенным лоснящимся лицом.
— Пришел навестить старого друга, — сказал он.
Кажется, Дантеса решили серьезно взять в оборот. Отвели под белы рученьки обратно в участок, но не на родной этаж, а выше — во Второй отдел. Там его допрашивали до обеда — почему не передал дело о пропаже в редактуру сразу, для чего он по собственной инициативе поехал к «бабке Арине», а главное — зачем ему понадобилось общество неблагонадежного элемента, отставного корректора Шульца.