Игра в любовь

Боголин Кэрол

— Эту музыку прислала болельщица «Сателлитов» Мирна Кампски из Дотана. Очень подходящая для Дня независимости. Как ты думаешь, Сэл?

— В самый раз, Фил.

— Итак, леди и джентльмены, Дядя Сэм может гордиться нашим салютом…

— Фейерверком, Фил, фейерверком!

— Согласен. Нашим собственным фейерверком — Робин Джейн Холковски!

Робин помахала рукой, приветствуя болельщиков, и пожала руки игрокам. Потом раздались звуки национального гимна, и вся команда замерла.

Трибуны загудели. Зрители вслед

за бейсболистами подхватили слова гимна.

Во время игры Майкл стоял у кромки поля, наблюдая за Робин. Он начинал ненавидеть это место. Нет, не кромку поля, а обочину жизни. Это был сознательный выбор, сделанный им несколько лет назад, но теперь он чувствовал, что его терпению приходит конец. Глядя на Робин, носившуюся по полю, Майкл завидовал ей. Казалось, жизнь бьет в ней ключом — она упивалась каждым эпизодом игры, каждым мгновением. Но Робин воодушевлялась не только на бейсбольном поле; точно такой же — страстной и жизнерадостной — она была всегда, чем бы ни занималась.

Майкл тяжко вздохнул. Он вынужден был признать, что такое жизнелюбие свойственно только тем, кто не пережил внезапное крушение карьеры, тем, чьи мечты о счастливой жизни с любимой не были разрушены грубой насмешкой. Черт возьми, он даже не представляет, как жить дальше. Ему оставалось лишь смотреть на Робин, любоваться ею и вспоминать ее слова, сказанные на пресс-конференции. Эта девушка стремилась к своей мечте и не любила предаваться воспоминаниям. Но он готов был поклясться, что ей есть что скрывать.

Майкл смотрел, как Робин замахивается битой, и сам себе удивлялся. В эти мгновения он представлял, как ее руки обвивают его шею. А потом, когда она помчалась по полю, — казалось, она летела над землей, — он представил, как ее стройные ноги обхватывают его бедра. Он наблюдал, как Робин поддразнивает соперника, и мечтал увидеть ее милое лицо в тот момент, когда их тела сольются в страстном порыве.

О Господи, он вполне может угодить в Книгу рекордов! Едва ли в мире найдется еще один такой бейсбольный тренер — тренер, мечтающий заняться любовью со своим игроком прямо на изумрудной травке поля.

Но тут вновь нахлынули сомнения. Почему именно Робин? И что он собирается со всем этим делать?

В этот вечер по случаю Дня независимости на центральной площади Битлвилля постелили ковер — получилась площадка для танцев. Величественные древние дубы были украшены гирляндами крошечных лампочек. На столах громоздились блюда с южными деликатесами — здесь были кукурузные лепешки, сладкий картофельный пирог, фасоль, суп из стручков бамии и многое другое. На импровизированной эстраде участники конкурса на лучший костюм ожидали решения жюри. Распорядительницей церемонии была Анесс Пратт, шеф местной почтовой службы. На ней было необычайно просторное тускло-коричневое платье, но даже оно не скрывало весьма обширную талию этой дамы, как, впрочем, и не затмевало улыбку, сиявшую на ее лице.

Бейсболисты и их семьи сдвинули столы неподалеку от памятника жуку — это насекомое однажды уничтожило урожай хлопка и тем самым заставило местных фермеров выращивать

арахис, приносящий, как оказалось, гораздо больший доход. Те, кто не любил сидеть на одном месте, бродили вдоль столов. Дети собирались в стайки и носились по площади. Повсюду царил дух братства и любви; казалось, что все люди, собравшиеся на площади, — одна большая и дружная семья. Глядя на них, Робин чувствовала, что ей тоже хочется стать членом этой семьи — и не только на год, но и на всю отпущенную ей судьбой жизнь. Да, она хотела бы прожить здесь всю жизнь, прожить вместе с мужем и детьми… С Майклом…

Сердце ее глухо забилось, и она тотчас же одернула себя: «Пустые хлопоты, Робин! Тебе остается лишь вздыхать, думая о нем».

Вскоре на город опустились сумерки, и музыканты начали настраивать инструменты. Наконец смычки коснулись струн, и зазвучала зажигательная мелодия.

— Робин, что вам легче всего дается в университете? — спросила у девушки жена Ларри Блэка, миниатюрная блондинка с сияющими глазами.

— Спорт, — не задумываясь, ответила Робин. — Музыка для меня значит гораздо меньше.

Она взглянула на своих одноклубников и их близких. Все смотрели на нее с нескрываемым изумлением. Потом вдруг расхохотались.

Робин улыбнулась и, поднявшись с места, побежала к эстраде. «Сателлиты» повскакивали, чтобы удержать ее, но она уже взбегала на помост.

Попросив разрешения, Робин уселась за ударную установку и, подбросив вверх палочки, начала выбивать дробь. Затем устремилась к электрогитаре, и струны загудели под ее пальцами. Отложив гитару, она перебралась к контрабасу, и тут же послышался одобрительный смех; все с интересом наблюдали, как Робин, то сгибаясь пополам, то вытягиваясь в струнку, пытается играть на огромном инструменте.

Неожиданно раздался взрыв аплодисментов, послышались крики «бис». Робин же о чем-то пошепталась с дирижером, и оркестр с воодушевлением заиграл «Цветение апельсиновых деревьев». Девушка схватила одну из скрипок, и смычок заскользил по струнам. Но когда она шагнула к микрофону, намереваясь спеть, вся команда снова вскочила с мест. Майкл ухватил ее за руку и стащил, смеющуюся, со сцены.

Наконец аплодисменты стихли, и зазвучала музыка — начались танцы.

Обнимая Робин за плечи, Майкл покачивался в такт музыке.

— Ты всех сразила наповал, Холковски.

Робин насторожилась. Чуть отстранившись, подняла голову.

— В каком смысле сразила? — Она заглянула в смеющиеся глаза Майкла.

— В хорошем. — Он снова привлек ее к себе.

Прижимаясь к его груди, Робин вдыхала дурманящий аромат лимона… и чего-то еще — этот запах был присущ только Майклу. Его подбородок касался ее макушки, и девушке казалось, что от этого по всему телу разливается приятное тепло. Руки, лежавшие на плечах партнера, скоро затекли, и Робин со вздохом опустила их пониже — теперь ладони прижимались к груди Майкла. Она почувствовала, как напряглись его мышцы, и в ней вспыхнуло желание — ей хотелось прикасаться к обнаженному телу Майкла, хотелось ласкать его и любить…