Игра в судьбу
Шрифт:
Вот тебе и «сугроб»… Да страсти, укрывшиеся за этой внешней глазурью спокойствия, не снились и Шекспиру! Впрочем, через секунду его взгляд стал прежним — расчетливым и холодным, и я засомневалась, уж не показалось ли мне? Да нет, конечно — такое не покажется. Такое даже в страшном сне не приснится!
Тихонечко подошли остальные и откровения закончились. Начались хлопоты по вселению.
По всеобщему молчаливому согласию выяснение всех и всяческих загадок решили оставить на завтра. Сегодня нужнее казался отдых, более чем заслуженный, кстати. А потому мы потянулись за
Вблизи башня Вессаэля производила еще более грандиозное впечатление, если такое вообще возможно. Развалины выглядели огромными, мрачными и какими-то… окончательными, что ли? Казалось, жизнь покинула их тысячелетия назад и уже не вернется никогда. Но оно, впечатление это, было обманом. За жутковатым фасадом скрывалась жизнь.
Целое крыло первого этажа, практически никак не затронутое разрушением, оказалось обитаемым. Два больших зала, отведенных под лаборатории, несколько комнат поменьше и огромный холл, в который выходили все двери, включая входную. Жилая часть была густо заплетена такой сетью заклятий, что ее чувствовала даже я, и выглядела чистой, теплой, а местами так и уютной. Удобная мебель, роскошные драпировки на непривычно узких, похожих на бойницы окнах, даже камин… Войдя, уже через пять минут можно было забыть, где находишься, настолько внешнее впечатление отличалось от внутреннего.
Можно, если б не одно «но». Я видела уже этот холл — с выбитой дверью, залитый кровью, заваленный телами… Видела глазами мальчишки, полторы тысячи лет назад. И теперь стояла на пороге, не в силах его переступить.
Но войти все-таки пришлось — под пристальным взглядом сьеррина. Это оказалось проще, чем объяснять ему в чем дело. Утешало лишь, что и остальные явно чувствовали себя здесь не лучше. Аура из этого места перла такая, что словами не передать, и чтобы жить тут, нужно было родиться или мазохистом, или… Вессаэлем.
Несмотря на то что хозяин предложил каждому отдельную комнату на выбор, холл никто покидать не спешил. Все сбились перед камином, словно дети в замке людоеда, причем кроме меня никто, похоже, не понимал, насколько странно оно выглядит.
В конце концов, натянутые разговоры сами собой иссякли и даны, сморенные усталостью, прикорнули там же, где сидели — в креслах и на диванах. А у меня не получилось расслабиться настолько, чтобы заснуть. Так и таращилась тупо в огонь, словно сова на солнце, пока тихий голос прямо над ухом не вывел меня из прострации:
— Что с тобой творится? — Вессаэль, оказывается, тоже не спал. — Не хочешь рассказать?
— Хочу, — решилась наконец я, — только давай поговорим где-нибудь в другом месте.
И показала глазами в сторону Тавеля, беспокойно завозившегося от звука наших голосов. Сьеррин молча кивнул, соглашаясь, ловко выдернул меня из кресла так, что оно даже не скрипнуло, и провел в лабораторию, где нашелся уютный уголок с книжными полками — маленькая библиотека из очень старых и заслуженных даже на вид фолиантов. Предложив присесть и пристроившись напротив, он вопросительно уставился на меня.
Что ж, раз решилась — нужно было говорить, и я начала:
— Не знаю каким
Я вовремя прикусила язык, едва не ляпнув, что вижу даже, где чей труп лежал и могу его описать. Впрочем, сьеррин все равно догадался. Бледность, залившую его лицо, было видно и в неверном свете пары неярких шариков, изображавших нам освещение.
— Уверена?
Да уж, мне и самой хотелось, чтобы все это оказалось лишь блажью уставшего воображения, вот только…
— Окно второго этажа, прямо над этими комнатами. — Я не узнавала свой голос, настолько безжизненным он был. — Сначала спустилась твоя мать, потом спрыгнул ты. Конюшни были слева, там, где сейчас растут три дуба. В то время к ним вела аллея каких-то высоких кустов, в ее тени вы и бежали. Лошадь была темная, со светлой гривой… Продолжать?
— Не надо. — Вессаэль, даже не вздохнувший, пока я говорила, наконец, пришел в себя. — Это твой дар?
— А вот об этом я хотела спросить тебя. Что это?
Молчал он долго, но потом сказал:
— Думаю, когда будешь полностью контролировать силу, есть смысл поучить тебя работать с временными вероятностями.
— Предвидение? — я удивилась. — Но ведь это прошлое, а не будущее?
— Больше пока ничего не могу сказать — просто не понимаю сам. Но, возможно, принцип здесь один.
Н-ну… возможно, конечно, и один, только что-то мешало мне с этим согласиться. Скорее все-таки другой. Там, на дороге, мы со сьеррином оказались настроены на общую волну, и сильнейшее сопереживание могло выдать столь странный эффект. Вот только как оно сработало? Или дан все-таки прав с этим предвидением?
Кстати, о предвидениях:
— Вессаэль, — я сменила тему, — это пророчество, которое вроде бы про меня… Расскажи подробнее.
Дан задумался, явно собираясь с мыслями, а не удивляясь моим резким скачкам от темы к теме. К ним он, похоже, уже привык. И заговорил ровно и неспешно:
— Я нашел его здесь, в башне. В том крыле, которое разрушено и где когда-то была библиотека. Ее уничтожили полностью, причем намеренно — старательно и методично поджигая все, что могло гореть. Но рядом, в бывшем кабинете отца, кое-что осталось. Пару лет назад там от ветхости рухнула стена, а за ней оказался тайник, в свое время тщательно спрятанный и заговоренный. Я нашел там несколько интересных бумаг и среди них один лист, первый, с пророчеством Видящего.
— Кто это? — не удержалась я от вопроса.
— Данааэ, живший настолько давно, что его имя забыли. Но он действительно мог видеть сквозь время. Все его предсказания сбылись, и вот теперь нашлось еще одно.
— Ты сказал «первый лист». А остальные?
— Остальное, похоже, погибло вместе с библиотекой.
— И что я в нем делаю, в этом пророчестве? — спросила я после паузы.
— Не знаю, — пожал плечами сьеррин. — Там просто написано, мол, женщина из диких вернет данааэ величие.