Игра втемную

Золотько Александр Карлович

Глава 10

26 февраля 1995 года, воскресенье, 10-15 по Киеву, Город.

Сколько раз я обещал себе начать новую, правильную жизнь, жизнь, наполненную правильными поступками и верными мыслями. Проблема заключается в том, что разумные мысли, с моей точки зрения, не всегда выглядят таковыми с точки зрения моей жены и практически никогда не совпадают с точкой зрения тещи.

Если отбросить все мелочи, то я действительно счастлив в браке. Я уже одиннадцать лет женат на самой красивой из женщин, которые попадались мне на жизненном пути. До сих пор я вижу в ней ту самую восемнадцатилетнюю девочку, которой я, совершенно неожиданно для себя, предложил выйти замуж. Потом я долго не мог поверить в свое счастье. А потом очень долго не мог поверить в то, что это счастье закончилось. Самое обидное

то, что я продолжаю ее любить не смотря ни на что. Например, на ее нежелание прислушиваться к моему мнению, на полный приоритет мнения ее матери над здравым смыслом, не смотря даже на то, что Таня неоднократно уже говорила мне: «Не люблю». А я не верю. Особенно мне не хочется верить в это сегодня, в день одиннадцатой годовщины нашей свадьбы. Сегодня придут друзья, теща и Татьяна возятся на кухне, а я мужественно пролежал в постели до десяти часов, игнорируя попытки сыновей поднять меня на ноги. Но вставать все равно придется, на моей совести выбивание ковров и помощь на кухне. У нас есть пылесос, но мама жены считает, что палас нужно обязательно выколачивать. Может быть, она и права, но в ее присутствии любая, даже самая простая операция превращается в мучительную борьбу, преодоление вселенских трудностей. Деревья должны быть обязательно посажены на расстоянии двух метров пятнадцати сантиметров друг от друга. Изменение дистанции подобно смерти. «Мне умные люди сказали!» – с потрясающей убежденностью отвергает она всякие попытки внести зерно разума в некоторые догмы, одновременно исключая из числа умных людей и себя, и меня.

Дорожки мы выбиваем со старшим сыном. Сан Саныч перенял у меня нежелание методично трудиться, дополнив его отрицанием всех и всяческих экспромтов, присущим его матери. Младший, Сева, подвижен и напорист. Пять лет разницы совершенно не мешают ему одерживать победы над Сашкой. Так что, когда эта парочка собирается вместе, скучать не приходится.

Но пути Господни неисповедимы, мне было отдано распоряжение навести порядок в своей комнате, аккуратно расставить книги и убрать бумаги.

Раскладывая по ящикам и папкам накопившиеся за две недели бумаги, я вдруг остро захотел упорядочить, наконец, свой архив. То, что брошюра Белого братства так долго не привлекала моего внимания, подогрело это желание. Завести себе архив, в маркированные папочки сложить вырезки и свои старые материалы по темам и время от времени просматривать их, обновляя и подыскивая новые связи и сюжетные линии. Просто так, для себя. Даже если я не смогу этого опубликовать, то, во всяком случае, всегда можно будет оправдаться перед собой: «Я сделал все, что мог!» Как в истории с «Электроном». Сколько ведь разных историй прошло через мои руки, сколько грязного белья пришлось перетряхнуть на глазах изумленной публики!

Нужно будет завести себе для начала три папочки: «Армия», «Экономика», «Политика». Нет, лучше четыре. Нужна еще папка «Криминал». Хотя в этом случае материалы всех остальных папочек можно будет упрятать в четвертую. Попробуй отличи экономический материал от политического или криминального. Куда прикажете сунуть «Электрон»? Сколько интересов одновременно тут смешалось, причем, на первый взгляд, самых противоречивых.

В дверях появилась жена и предложила весь хлам сложить в одно место и заняться делом. Она тоже работает в «Еженедельнике», но газета для нее – только повод пройтись по улице. Все больше и больше мои супружеские обязанности сводятся к написанию за нее статей и заметок. Она снисходительно разрешает ставить свою подпись под написанным мною. Это приносит нашей семье дополнительные деньги, но приводит к недоразумениям. В последние два года супружества все приводит к недоразумениям. Теща, натолкнувшись на мое активное нежелание признавать за ней исключительные права главы нашей семьи, добивается своих целей, воздействуя на Таню. Я не желаю стоять раком в огороде, и мне кажется, что зарабатываю я достаточно, чтобы картошку покупать на базаре. Но в случае моего отказа Тане придется самой носить тяжелые ведра, и я отправляюсь на огород не как подневольный зять, а как любящий муж. Я называю это методом непрямого воздействия. Это устраивает всех: тещу, жену, которая жаждет переложить ответственность на меня, а право решать – на свою маму, и, в конечном итоге, меня, пытающегося хоть как-то заслужить одобрительный взгляд супруги. А в конечном итоге выигрывает кто-то другой, как это было два года назад. Я подрабатывал ночным сторожем, приносил домой деньги, меньше виделся с тещей, встречался с женой как после столетнего расставания и не мешал этому сопляку Сереже замещать себя в ночи дежурств. «Вы рогоносец, Бонасье!» – я честно терпел это из чувства справедливости. В конце концов, как и большинство мужиков, я достаточно виноват перед своей женой. Но настал момент, и мне пришлось вытягивать жену из этой кучи дерьма. Сережа начал относиться ко мне, как к досадной

помехе для своего приятного времяпрепровождения, и высказывал это вслух. Все закончилось небольшой потасовкой. Это тогда мне показалось, что все закончено. Я простил Татьяну, но весь фокус был в том, что она мне не простила этого. Я встал на пути ее любви. Она не слышала, как в разговоре со мной отзывался о ней это ничтожество, но если бы даже и слышала, мне кажется, что и тогда она нашла бы способ оправдать его. Так мы и жили с тех пор. Завидная пара для окружающих, любимая женщина для меня и досадная помеха в жизни для нее. Но снаружи все выглядело очень добропорядочно.

Добропорядочно. Вот то самое слово, которое наиболее точно характеризует нынешние требования к семейной жизни и политике. Мой дурацкий мозг умеет удивительно непоследовательно перескакивать с одной мысли на другую, причем не связанную с первой.

Я имею на руках два дела, совершенно не схожих друг с другом. Убийство в поезде и дело с «Электроном». Но ведь и дело по «Электрону» тоже состоит из целого набора фактов, никак не связанных, на первый взгляд. Только несколько ракурсов, объединенных вместе, позволили мне увидеть за этим общую закономерность. И случайность.

Что же связало для меня две эти истории, что притягивает меня в брошюре Белого братства?

Разные масштабы, разные персонажи, разные уровни. Но за всем этим мерещится что-то общее. Словно рука одного автора написала и рассказ, и повесть, и роман. «Виновен тот, кому выгодно!» – так или почти так звучит одно из правил римского права. И именно виновного невозможно вычислить во всех трех историях. Такое чувство, что собралась большая конференция и после многодневных прений решила, какой именно ход действий окажется выгодным максимальному количеству людей и организаций. А так не бывает. Обязательно должен быть кто-то, кто извлекает основную выгоду.

Когда лошадь выигрывает скачки, венок достается жокею, приз – владельцу лошади, кассовые сборы – владельцу ипподрома, а сверхприбыли – тому, кто контролирует букмекеров.

Во всех трех историях есть некто, все контролирующий и получающий сверхприбыли. Я недостаточно информирован для того, чтобы его вычислить.

Все мы наделены даром предвидения. Только не все доверяют этому своему дару. Я давно понял, что нужно прислушиваться к этому странному чувству предвосхищения будущего. Отпускаешь воображение на волю, и оно неожиданно приносит видение, которое никак невозможно объяснить, пока не столкнешься с ним наяву. Хотя и после этого не всегда можешь объяснить пути своего предсказания.

Так и сейчас, я чувствовал, что все это как-то связано. У меня рождалась уверенность в том, что я случайно увидел некий узел, пучок проблем, который пока никак не могу объяснить, но ясно вижу нити, тянущиеся от этого узла в разные стороны, а мое разгулявшееся воображение дорисовывает связи между разными узлами.

Я все-таки умудрился сделать первый шаг к вершинам архивного искусства. Сам еще не зная зачем, я тщательно уложил вторые экземпляры всех записей по поводу «Электрона» – «Скарба» и АО Па в старый желтый конверт и аккуратно положил его поверх остальных бумаг в верхний ящик письменного стола.

А потом приступил к исполнению супружеских обязанностей по подготовке празднования годовщины совместной жизни. Как оказалось, последней годовщины. Но этого я тогда не предвидел, несмотря на врожденную склонность к логическому мышлению. Может быть, просто не хотел об этом думать. Хотя, на тот момент это не было моей основной проблемой.

27 февраля 1995 года, понедельник, 10-00 по Киеву, Город.

Когда в дверь позвонили, сын выглянул из ванной и крикнул: «Папа, открой, это, наверное, ко мне!» Отец, Андрей Олегович Лушниченко, подошел к входной двери и спросил: «Кто там?»

– Як Владиславу, – ответил молодой голос.

– Одну секунду, – Андрей Олегович щелкнул замком и распахнул дверь. На пороге стояли двое: парень лет двадцати трех и мужчина лет сорока.

– Здравствуйте, – сказал тот, что старше, – нам нужен Слава.

– Проходите, он в ванной, сейчас выйдет.

Пришедшие аккуратно разулись и прошли в гостиную.

– Вы извините, у нас тут беспорядок – жена уехала к родственникам.

– Обычная история, – улыбнулся старший. Молодой подошел к окну и отодвинул занавеску.

В ванной перестала шуметь вода, щелкнул крючок на двери. Молодой отошел от окна и остановился возле двери в комнату.

Андрей Олегович обернулся к вышедшему сыну: «Это к тебе, Слава!»

– Мы к тебе, Слава! – сказал старший. Владислав, продолжая вытирать голову полотенцем, шагнул в комнату. На его лице появилось недоумение, но сказать он ничего не успел – младший из вошедших, оказавшийся у него за спиной, коротко, почти без замаха ударил.

– Что это значит? – Андрей Олегович обернулся к старшему, и взгляд его наткнулся на дуло пистолета.