Игра втемную
Шрифт:
– Мы с тобой, Саша, тогда поговорили в метро, я решил поинтересоваться и узнал очень интересные вещи. Просто замечательные вещи, просто уникальные.
– Давид Абрамович, вы меня уже достаточно заинтриговали. Если можно, конкретнее.
– Время сейчас такое, Саша, все мечутся, все куда-то торопятся, все суетятся. Берите пример с меня, с книжного червя. Меня совсем не интересуют эти политические манцы. Абсолютно. Я веду размеренный образ жизни, у меня крепкий сон и неплохое здоровье. У меня есть жена, но мне хватает сил, чтобы обращать внимание еще и на других женщин. Я никогда не разговариваю о делах
– И что же мы делаем?
– Вы ищите себе неприятности. Изо всех сил стараетесь, чтобы как можно больше людей вас не любило. И не надо со мной спорить. Я понимаю, что донести до народа информацию – это святое дело. Я сам за полную свободу слова. Но нельзя же перегибать палку.
– Вы хотите сказать, что у меня неприятности?
– А еще вы, журналисты, обожаете делать скоропалительные выводы. Всему свое время. И если я захочу сказать, что у тебя неприятности, то я это так и скажу. А я сейчас беседую. Излагаю свой взгляд на жизнь и на свободу слова. Я что, не имею права изложить свой взгляд на свободу слова? Или кто-то хочет сказать, что я плохо знаю жизнь? Я жизнь знаю так хорошо, что иногда мне не хочется жить. Но даже в этом случае, я никому об этом не говорю. Вы ведь наверняка знаете, сколько на свете народу, готового помочь расстаться с этой надоевшей жизнью. Знаете? Тогда какого черта вы продолжаете наживать себе врагов? Саша, ты знаешь, сколько у тебя в городе кровников?
– Не задумывался.
– Вот именно. А кто тебя заставляет их наживать? Ты сколько зарабатываешь у себя в газете? Можешь не говорить, сейчас почти все работают на унитаз. Эти копейки что, компенсируют все возможные неприятности?
– Так у меня все-таки проблемы? – иногда разговорчивость Давида Абрамовича меня просто выводит из себя, а когда он вот таким образом ходит вокруг остро интересующих меня лично проблем, исчезает всякое терпение.
– Давай по порядку. Что плохого сделал лично тебе фонд «Свободный воздух»?
– Ничего, я даже им не интересуюсь.
– Правда не интересуешься? Тогда почему твой человек о нем расспрашивал?
– Какой чело… Вы о той истории с Лузьевым? Там получилась небольшая накладка. Человек тогда ляпнул не подумавши. Мы с ним этот разговор обсудили. Нас фонд не интересует.
– Серьезно? А тут все просто звенит от речей кое-кого по этому поводу. Причем, совершенно конкретно называют тебя, как главного расследователя деятельности фонда.
– Я похож на сумасшедшего?
– Нет, но не все с тобой знакомы так близко, как я. И люди волнуются. Им эти разборки совершенно ни к чему, – Давид Абрамович больше не улыбался. Очень серьезно смотрел на меня. Очень и очень серьезно.
– Вам моего слова хватит для того, чтобы вы поверили? Или нужна страшная клятва?
– Мне, – Давид Абрамович сделал ударение на этом слове, – хватит. Остальным хватит моего слова.
– Слава Богу.
– Тогда еще один вопрос – почему тобой интересовались люди из СБУ?
У меня выражение лица изменилось, видимо, достаточно сильно. А сердце дало сбой.
– У кого интересовались? – выдавил я из себя.
– Как минимум, у меня. Ты же знаешь, что ко мне частенько заходит товарищ оттуда. Вот
– И как?
– Это уже совершенно не важно. Важно другое. Ты просил меня узнать и сообщить тебе, если кто-то попытается нанять специалиста для тебя.
Давление у меня, кажется, поднялось до трехсот, а то и больше. Сейчас он скажет, что заказ уже сделан и что жить мне осталось, покуда пуля не долетит. Сердце. Оно колотилось так, что удары его отдавались во всем теле. Наверное, оно просто расширилось и заполнило собой все мое тело. Только бы не свалиться!
– Понимаешь, Саша, вокруг тебя сейчас действительно происходит что-то странное. С одной стороны, кто-то усиленно пытается убедить всех в том, что ты решил покопаться в делах «Свободного воздуха». Этим уже недовольны и деловые, и некоторые в погонах. Раз. С другой стороны, появились слухи о том, что ты ссучился и стучишь в ментовку. Это два. Наконец, тобой интересуется Служба безопасности. Это три.
– Не тяните кота за хвост. Когда ко мне придут?
– А никогда. У тебя просто не может быть теперь неприятностей. Никаких. Братва теперь будет обходить тебя десятой дорогой.
– Не понял. Что это значит?
– Каким-то образом и неизвестно почему, но кто-то, кто имеет на это право, передал всем заинтересованным лицам информацию о том, что ты – лицо неприкосновенное. Кто-то почти на самом верху решил взять тебя под защиту. Этим ты даже меня поразил. На моей памяти такого не было ни разу. Весь город по этому поводу волнуется и переживает. Просто весь город. Те, кто тебя знают, очень удивлены, а те, кто не знают, очень хотят познакомиться. Но издалека.
Легче мне не стало. Сердце и голова. Голова и сердце наперегонки старались вырубить меня окончательно, но я пока держался. С такой славой мне долго не прожить. А вот то, что заниматься газетной деятельностью с такой характеристикой я не смогу, так это с гарантией.
– И что из всего этого вытекает, Давид Абрамович? Мне что – радоваться? Или плакать?
– А это уже дело вкуса. Как хочешь, так и поступай. Сам понимаешь, я немного утрировал все это. Естественно, эта информация поступила не ко всем шестеркам в этом городе. Но авторитеты знают все. Или почти все. А, значит, это же знают и многие парни в погонах. Во всяком случае, имеют такую возможность. Боже, как меня все любят! Мной интересуются все, кому не лень: и те, кто «в законе», и парни из СБУ, и таинственный Петров, и даже российская таможня. Все всё обо мне знают. Один я такой неинформированный. Неужели весь этот шум, вся эта суета только из-за моего интереса к «Сверхрежиму»? Да не может быть, не может быть. Тут должно быть что-то еще. Но что конкретно?
– Можешь жить спокойно, Саша, и радоваться жизни. Вот только мой тебе совет: поищи какие-нибудь другие темы для своих статей. Не берись за большие дела. Просто игнорируй их.
Тут я наконец вспомнил, зачем вообще пришел в этот кабинет, увешанный старинным оружием и старыми картинами.
– А ведь ко мне несколько часов назад обратились именно по какому-то большому делу. Причем кто-то из деловых. Через шестерок.
Давид Абрамович удивился, удивился достаточно искренне, чтобы я ему поверил.