Игра
Шрифт:
– Скажи мне, дружочек Весопляс, далеко ли Его Высочество?
– Эдуард-младший уехал на турнир, мой господин - проворно ответил Весопляс.
Я медленно подошел к двери и запер ее изнутри на простой французский замок.
Как же я бил его мысами и каблуками сапог, моя радость, как выломал руку с дареным клинком. Он еще и грозить ножом мне посмел! Так получи же, чтоб не смел выделяться, не смел воровать мое имя, не смел лгать и угодничать, не смел говорить за меня мои слова, не смел ходить по моим следам, не смел снимать с шеи железной
Ты - раб и подохнешь рабом, с чужой сапожной смазкой на прекрасных золотых губах.
Я бил его, а он уворачивался и улыбался влюбленно - я понимал, что он жив одним - тем, что я здесь, он видит меня воочию, я вернулся и снова рядом с ним, пусть злой, пусть я избиваю его, как шавку - но рядом.
И только когда под каблучными подковками хрустнуло, я отвалился от него.
Весопляс, постанывая, пополз в угол, приладил к пройме рваный рукав. Изгиб верхней губы посетила струйка жидкой крови. Он фыркал ноздрями - я разбил ему переносицу. Лениво на зевке он прошептал:
– Прости, мой господин… Я больше не буду вмешиваться в ваши дела.
– Врешь!
– едва не крикнул я. Но тут сенешаль, постучавшись,
привел тебя, мое благословение, Агнес Годекинд, пришлось отпереть. Ты глубоко присела на пороге зала для игры в мяч. Зашуршал подол щедро развернутой юбки.
– Кто ты, женщина?
– все еще в царственной роли Весопляс махнул рукой, плюхнувшись в щегольское кресло. Измаранные кровью костяшки пальцев скрылись под изящной тканью.
– Я - Агнес фан Малегрин, урожденная Годекинд - скромно ответила ты и встала за моим плечом.
– супруг мой, расскажите господину о нашем венчании.
– Рад.
– полярным тоном обронил Весопляс.
Белки его налились лиловым. Правый глаз покрылся сеткой кровяных жилок. Изучая его гипсовое, враз погасшее лицо я понял, что мои побои не вразумили мерзавца, но твое северное личико, пара дерзких грудок и обручальный перстенек убили его навылет. Туда ему и дорога, моя прекрасная. Перед тобой, моя неподкупная судья, мне не хотелось оставаться на вторых ролях.
– Ну ты, цыпа - херувимчик, скидывай барахло. Я еду на церковный собор и должен выглядеть подобающе. В конце концов - пора навести порядок: кто здесь князь, а кто мразь!
Стаскивая через завитую голову батист и парчу, Весопляс сказал, будто зашуршала скомканная бумага:
– Как прикажете, мой господин.
Впервые его голос был холоден и увертлив, как ртуть.
Глупец, а я-то думал, что он жалеет о придворных тряпках.
Я потрепал его по волосам:
– Так-то лучше, разрешаю тебе ехать со мной, позаботься о свежих лошадях для нас.
Вот теперь я возвратился окончательно, радость моя.
В дороге Весопляс отстал и потерялся - и к владению баронов
де Клер мы прискакали одни. Ворота укрепленного поместья были наглухо заперты, сонный часовой на стене, плевал в ров, глазея, как вокруг плевков собираются
В глубинах поместья и окружающего его городка мерно и медленно, как капает мед, бил колокол.
– Эй, ты, - я взмахнул грамотой - отопри, мне нужно срочно видеть Командора храмовников Глазго.
– Не велено никого пускать, их светлость барон в отъезде.
– Так позови Командора сюда, болван.
– я обернулся, ты напряженно всматривалась в поворот лесной болотистой дороги - по нашим подсчетам бравые ребятки под началом Буардемона должны были появиться с минуту на минуту. Но нас не заставили ждать.
Крест заалел на белом полотнище котты.
Командор отослал часового и глянул вниз.
– Сударь, времени в обрез, вам нужно покинуть страну!
– Н-ну?
– спросил Командор.
Господи, я резко вспотел под отороченным мехом нарядом.
– Как вы не поймете - сюда идет отряд, они уполномочены самим Папой, более того - орден ваш объявлен распущенным, сейчас уже наверняка обыскивают командорство в Глазго.
– Н-ну?
– спросил Командор.
– Позаботьтесь хотя бы о ваших людях!
– взвыл я, ты не удержалась и захихикала. Лицо Командора было пусто и светло, как вылизанная тарелка.
Я готов был повторять по слогам, как обучают говорить скворца.
– Сейчас сюда придут солдаты и повяжут вас, как хворост. Вы хотите на костер?
– Н-ну…-начал было Командор, но тут в глазах его появился озадаченный проблеск, я было выдохнул, но услышал размеренное - Спасибо. Мы подумаем.
Засим храмовник удалился с достоинством жирафы.
– Поздно… - ты осадила пшеничную лошадку свою и сощурилась, солнце баловалось на шлемах и кирасах на рысях приближавшегося отряда.
Гоббо Буардемон преданно посмотрел на меня
– Ну что, граф, мы туточки. А тамплиеры, матьпермать, где?
– Там - я махнул за стену.
– Что ж вы нас бросили-то… - недоверчиво спросил капрал.
– Это маневр - убито объяснил я - идите в поместье.
Я не стал смотреть, медленно правил шагом по обочине. И тут ты, моя голубка, издала звук, похожий на стон несмазанной двери. Дело в том, что Буардемон направил свой отряд в совершенно противоположную сторону от той, куда я указал. Как из под воды я услышал бодрое : “Запе-вай” и уже издалека первые фразы песенки, которой швейцарцы заразились в Англии:
– Как у Мэри панталоны, на одной булавке!
Вот булавка упадет, э-гей, вот булавка упадет,
Как домой она пойдет!
Я вцепился в собственные мокрые волосы.
И чуть было не сорвался с губ моих, как жаба, глупый вопрос: Весопляс… Где ты? Что делать… Научи меня что делать!
Но за моей спиной говорил лес, и плыли над ним облака.
Только через три часа все разъяснилось - Буардемон честно дотопал до Нью-Кастла, где на свое счастье обнаружил двоих тамплиеров, отставших от своих - они ковыряли в носу посреди рыночной площади.