Игра
Шрифт:
Я тянусь к ней, накрывая ладонью ее щеку, полностью поглощённый всеми возможными эмоциями. Но на первый план, как всегда, вырывается надежда.
Память возвращается ко мне, туманная, но чувство чертовски ясное.
— Прошлой ночью, — говорю я хрипло, ища глубину в ее тёплых глазах, — я сказал тебе, что люблю тебя. Это действительно произошло? Или это был сон?
Небольшая улыбка поднимает уголки ее губ.
— Ты сказал мне, что любишь.
Я ворчу, смотрю в сторону и быстро киваю.
— Хорошо. А что ты ответила?
—
Я смотрю на неё, внезапно боясь, что она продолжит.
—Что бы ты сказала? — спрашиваю ее, желая, чтоб мой голос не звучал так слабо и пронзительно.
Она так долго смотрит на меня, что я практически уступаю страху, отрицанию и тому факту, что я ничто, кроме как грустный, жалкий дурак.
— Знаешь что? — быстро говорю я, дыхание ранит лёгкие. — Я не хочу знать, забудь об этом, это не важно.
Она наклоняется и быстро целует меня в губы. Мягко, нежно, всегда так прекрасно. Прислоняется лбом к моему, наши рты в дюйме друг от друга.
— Я бы сказала тебе, что тоже люблю тебя. Что я отчаянно, глупо влюблена в тебя.
Я закрываю глаза, пытаясь сдержать рыдание, рвущееся из груди.
— А теперь? При свете дня?
— При свете дня, я люблю тебя даже больше.
Я не могу справиться с этим. Все мое естество хочет разрушиться.
— При свете дня, — говорит она мне, — я могу видеть все твои трещины, темноту и недостатки, и я влюбляюсь во все это. И надеялась, ты сможешь полюбить все во мне, все что таится в моей темноте, все что блестит в моем свете. Я хочу, чтоб ты любил каждую маленькую частичку меня, потому что все это принадлежит тебе.
Сначала ее слова ранят, они причиняют боль, потому что я чувствую их глубоко внутри, словно нож вонзается мне прямо в грудь. Но это не боль, это радость и настолько сильная, что я не могу справиться с ней. И нож, нож раскалён, затем становится тепло и это все разливается во мне, лучше, чем самый сладкий, самый безжалостный наркотик.
Мне хочется плакать. Кричать. Орать. Я не создан для этого, и я словно петарда с энергией, которой некуда выплеснуться.
Я могу лишь прошептать:
— Я люблю тебя, — несмотря на то, что мой голос надламывается, в целом, я чувствую себя лучше. — Я люблю тебя, — говорю я ей и одновременно целую.
— Я люблю тебя.
Целую щеку.
— Люблю тебя.
Целую шею.
— Люблю тебя.
Я целую округлость ее груди.
А затем мои руки скользят вниз по ее телу, я переворачиваю ее и оказываюсь сверху, я ненасытен и жажду каждой частицы любви, которую могу получить.
Мы двигаемся в медленном ритме, неторопливо и сладко. Я стягиваю ее нижнее белье и отталкиваю в сторону, и она открывается мне, будто позволяя взять ее впервые. Ее ноги оборачиваются вокруг моей талии, будто она собирается никогда не отпускать меня.
И мне хочется
Что через три недели, она не оставит меня.
Не уверен, что человеческое сердце способно на это. Как оно может пережить радость от того, что, наконец, полюбило кого-то, экстаз от того, что, наконец-то, получило любовь, и все же так бояться боли, которая ещё будет?
Потому что эта боль придёт.
Как долго ещё мы сможем игнорировать остальное?
— Останься со мной, — шепчу я, толкаясь в неё глубже.
— Я никуда не собираюсь, — говорит она, задыхаясь, шея выгнута, голова откинута назад. Словно богиня.
Но это не то, что я имел в виду.
Мне не требуется много времени, чтобы кончить и когда я это делаю, наши глаза встречаются, и я чувствую, будто ускользаю все дальше и дальше и дальше. В прошлое. В будущее. Я полностью теряю себя и не знаю, чем это все закончится, если в конце я вообще буду единым целым.
Я переношу вес на локти, моя голова опускается на подушку, в то время как она нежно касается моей спины.
— Останься со мной, — снова говорю я, мой голос грубый от напряжения. — Не уезжай домой.
Она напрягается рядом со мной, руки замирают на моих плечах.
— Не уезжать домой?
— Уволься. Переезжай сюда. Будь со мной.
Не могу поверить, что сказал ей это, но уже поздно. Она хочет всего меня, у неё буду весь я.
— Лаклан, — осторожно говорит она, — я не могу этого сделать.
Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на неё.
— Почему нет?
Она нахмуривается.
— Потому что! Я много трудилась ради той работы, которая у меня есть.
— Ты ненавидишь свою работу.
— Но все же, это моя работа. Что я буду делать здесь? Я не смогу найти работу.
— Ты можешь делать все, что захочешь.
— Ага, легко сказать. Я всю свою жизнь потратила на то, чтобы добиться того, что у меня есть, ты не думаешь, что я должна держаться за это? Это сумасшествие, отказаться от всего этого.
— Это не сумасшествие. Сумасшествие никогда не открывать новые возможности, сумасшествие никогда не использовать свой потенциал, никогда не узнать что в этой жизни заставляет твоё сердце биться чуть быстрее. Кайла, кто ты на самом деле и та, кем ты думаешь, тебе следует быть, это две разные вещи.
Она умоляюще смотрит на меня.
— Тогда кто я?
— Ты это ты, лапочка. И ты знаешь, чем ты хочешь заниматься. Джессика сказала, что поможет тебе с писательством.
— Ага, — говорит она. — Бесплатно. Писать без оплаты. Как я буду жить, пока не наработаю себе портфолио, и пока оно не станет достаточно большим, чтобы хотя бы найти работу?
— Я мог бы...
Она кладёт палец на мои губы.
— И не надо говорить, что ты мог бы содержать меня. Я знаю, что ты можешь и будешь, но я этого не позволю. Я не так воспитана. Я все делаю сама.