Игрок-2

Риддер Аристарх

Где-то у людей по домам, по сараям, по чердакам, в потертых чемоданах, в патефонных коробках, даже в мешках лежат миллионы. И эти миллионы нельзя потратить никаким образом.

Можно гульнуть в ресторане, можно через третьи руки купить себе приличный автомобиль или даже кооперативную квартиру. И все. Можно заказать себе перстень с печаткой и купить жене или девушке норковую шубу, обвесить ее золотыми цепочками. И это потолок.

Как показал подпольный миллионер Корейко, а потом принявший у него эстафетную палочку Остап Ибрагимович Бендер – невозможно быть миллионером в Советском

Союзе.

Не радость это, а скорее обуза. Так что я со спокойной совестью допиваю коньяк, встаю из-за стола и вновь протягиваю руку.

– Спасибо, Юра, за приятную беседу. Но я, пожалуй, пойду.

– Я на тебя не давлю, – говорит Юра. – Время есть. Неделя, может больше. Так что у тебя всегда есть возможность передумать.

– Лучше на меня не рассчитывайте, – говорю. – Поищите другой вариант.

Возвращают меня в точности в то же место, откуда и забрали: к крыльцу «Ореанды». На этот раз я еду спокойно на заднем сиденье, правда, по-прежнему в полном молчании. Водитель – молодой белобрысый парень. Даже не оборачивается в мою сторону и никак не реагирует, когда я желаю ему доброй ночи перед тем, как захлопнуть дверь.

Внутри ресторана еще слышны звуки праздничного банкета, но мне туда уже не хочется. Кажется, что какая-то очень важная страница в моей жизни сегодня перевернулась и больше уже никогда не будет открыта.

Не спеша, я иду по набережной, смешавшись с веселой толпой отдыхающих. Жадно ловлю звуки музыки с открытых веранд кафе и ресторанов, которые перебивают друг друга. Вдыхаю свежий морской воздух и слушаю плеск волн.

Повинуясь минутному порыву, подхожу к самому парапету. Туда, где вода плещется прямо подо мной. Достаю из кармана колоду карт. Правильную колоду, без шестерок. И по одной, плоско, точно блинчики, запускаю их в темную воду Черного моря, надеясь больше к ним никогда не прикасаться.

Бросив последнюю, отряхиваю руки и оборачиваюсь.

– Евстигнеев Федор Михайлович? – окликают меня.

Вижу мужчину непримечательной внешности, стоящего возле серой 21-ой «Волги». Автомобиль на набережной – само по себе нонсенс.

Сюда в пешеходную зону просто так не пустят. Да и мужчина на вид, прямо скажем, специфический. Некоторые профессии накладывают на внешность неизгладимый отпечаток. Это я вижу и как писатель, и как игрок.

– Он самый. – Не вижу смысла отпираться. – Чем обязан?

– Позвольте с вами побеседовать, – говорит мужчина.

– О чем?

– О том самом, чем вы только что загрязняли акваторию Черноморского побережья, – усмехается он. – О картах.

* * *

– Витя, там тебя Егоров вызывает.

Голос недавно переведенного из Киева коллеги отвлек следователя ялтинской прокуратуры Виктора Сергеевича Болотина от достаточно тяжких дум. А все дело было в деле – вот уж неловкий каламбур на грани тавтологии, – которое Виктор Сергеевич тащил уже несколько дней. А именно – об убийстве залетных шулеров.

То, что орудует целая банда, стало понятно практически сразу, одиночке такого просто не совершить, плюс экспертиза показала, что убивали жертв минимум двое, и эти двое точно знают, как браться за оружие. Раны на телах жертв даже

не говорили, а буквально кричали об этом.

В связи с этим Болотину было даже как-то не по себе от того нелепого наезда на московского писателя, как там его? Евстигнеева, да. Это только на первый взгляд он производил подозрительное впечатление, а на самом деле ну никак не мог ни в чем подобном участвовать.

Но не это было главное. Главным было какое-то звериное чутье, которое, как у хорошего следака, было у Болотина. Виктор Сергеевич нутром чувствовал, что убийство это не последнее.

Вот только сделать ничего было нельзя. Вся местная криминальная или около того шушера выглядела как будто парализованной. Все как воды в рот набрали, и осведомители, которые и являются главным активом в подобных делах, ничем помочь не могли.

Конечно, Болотин не сомневался, что рано или поздно распутает эту ниточку, по-другому и быть не могло, но все равно. Чувство, что из-за него и его нерасторопности могут погибнуть люди, – на шулеров и тому подобную гнусь ему было плевать, – притом люди случайные, вызывало самое настоящее отчаяние.

– Иду, – ответил Виктор Сергеевич и, поправив форменный мундир (его начальник, советник юстиции первого класса Кулемин, был практически педантом), отправился в кабинет.

Пройдя пяток гулких коридоров и поймав на ранних залысинах парочку солнечных зайчиков из окон, Болотин остановился возле обитой дерматином двери.

Еще раз поправил мундир и, постучав, вошел в кабинет.

– Вызывали, Павел Федорович?

– Да, Витя, вызывал, – кивнул Егоров.

Тот был в кабинете не один. В кресле напротив необъятного стола сидел уже пожилой мужчина в ничем не примечательном коричневом костюме. Незнакомец вот вообще ничего из себя не представлял, но Болотин был слишком хорошим следователем, пусть и слишком долго задержавшимся в Ялте, чтобы не понять, что перед ним его коллега. И судя по тому, как с незнакомцем держался Егоров, очень важный коллега, может быть даже особо важный.

Егоров между тем продолжил:

– Витя, познакомься с Олегом Петровичем Федоровым, государственным советником юстиции второго класса и следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры.

– Приятно познакомиться, Виктор Сергеевич, – сказал Федоров и, встав, протянул Болотину руку. Рукопожатие получилось крепким, при этом Виктор успел заметить, что на правой руке у важняка отсутствовал мизинец, а вся ладонь была покрыта паутиной застарелых шрамов.

– Где это вас, товарищ Федоров? – спросил Болотин, имея в виду руку.

– Воевал, – последовал короткий ответ.

Затем Федоров сделал несколько шагов по кабинету Егорова, посмотрел в окно и перешел к главному:

– Я забираю вас в свою группу, товарищ Болотин. Догадаетесь, чем будем заниматься?

– Убийцами шулеров?

Гадать тут было нечего, все и так понятно.

– Верно. Вот смотрите.

С этими словами Федоров достал из своего портфеля увесистую папку с документами и фотографиями.

– Всего за последние семь лет было восемь подобных случаев. Ваш девятый. Везде почерк очень похожий, поэтому все это и объединено в одно дело.