Игрок-2

Риддер Аристарх

Так-так, я чувствую, что в своих размышлениях нахожусь на верном пути.

Решительно встаю и направляюсь на Пушкинский рынок. Место это прекрасно сразу несколькими обстоятельствами.

Во-первых, отсюда близко практически до всех ключевых точек города. И до набережной, и до автовокзала, и до Приморского парка, в двухтысячные безжалостно застроенного высотками с панорамными апартаментами, а сейчас просторного и цветущего.

Во-вторых, тут сходятся маршруты практически всех городских автобусов. Если куда-то нужно уехать, проще всего

это сделать отсюда.

В-третьих, он не слишком известен приезжим, зато его обожают местные жители. Ялтинцы именуют его не иначе, как «Спартак», по находящемуся поблизости кинотеатру. Если вам нужно приобрести свежих помидоров, душистой зелени, медово-сладких абрикосов, починить ботинки или укоротить штанины брюк, ваш путь лежит на «Спартак».

За цветы приходится отвалить целых 10 рублей. Зато за эту сумму я становлюсь обладателем семи прекрасных темно-бордовых роз.

– Нэ один дэвушка не устоит, – комментирует мою покупку горбоносый продавец.

В здании филармонии мой букет срабатывает лучше любого пропуска.

Внутри пахнет пылью, побелкой и старым деревом. Почему-то именно такой запах всегда стоит в театрах, Дворцах культуры и Домах пионеров. В детстве мне казалось, что именно так пахнет искусство.

В коридорах филармонии полно детворы. Очевидно, закончился какой-то утренний спектакль. Хотя нет, не закончился, выходить никто не собирается. Вероятно, антракт.

Без всякого почтения открываю дверь с табличкой «Не входить! Для персонала!» и шагаю за кулисы.

Пришел я, откровенно говоря, наудачу. Считаю, что отрицательный результат – это тоже результат. Меня с букетом увидят, к расспросам прислушаются, а после пойдут гулять слухи, которые мне только на руку.

Но мне везет. Между сценой и гримерками как оголтелые носятся барышни в желтых трико и такого же цвета жестких юбках, похожих на балетные пачки, с кокетливыми красными косынками на голове.

Проявив немного фантазии, я признаю в них цыплят.

Мужчина с тонкими усиками, в тирольской шляпе и костюме с преобладанием рыжих тонов курит возле закрытого занавеса, украдкой выдувая дым за кулису.

– Не подскажете, Бельскую как найти? – подхожу я к нему.

Он с любопытством поглядывает в мой букет и молча тычет в сторону гримерки.

Захожу туда.

Аллочка сидит в одном из кресел, на которых цыплятам, словно на конвейере, поправляют кучерявые белые парички.

– Евстигнеев, – удивляется Аллочка, – ты что, обалдел? Мне через две минуты на сцену!

– Алла, – говорю я, становясь на одно колено.

Шум в гримерке волшебным образом затихает. Абсолютно все взгляды устремляются на нас. Пухлая женщина, вероятно костюмерша, то ли с испугу, то ли от нетерпения щелкает ножницами. На нее сердито шикают.

– Алла, – говорю я в наступившей тишине. – Я прошу твоей руки и сердца, будь моей женой.

– Евстигнеев, ты что, пьян? – обалдевает она.

Я склоняюсь к девушке, целую ее в щеку и, наклоняясь к уху, шепчу:

– Радуйся,

дура. Это все по плану.

Глава 3

– Федя, мне здесь ничего не нравится, сделай что-нибудь. – Аллочка надувает губки, всем своим видом показывая, что она очень недовольна. – Это же ненастоящие камни, я вижу. А ты обещал мне рубины. Сделай с этим что-нибудь, Федя.

– Милая, может быть, ты все-таки выберешь себе что-нибудь? Нет, – я вскидываю руки в защитном жесте, – если тебе не нравятся кольца и сережки, то к свадьбе мы найдем то, что тебе подойдет, но, может быть, браслет или подвеску с цепочкой? Выбери себе что-нибудь, а я пока поговорю с товарищем заведующим.

Мы так громко и старательно изображаем богатых молодых бездельников – а их есть и в Союзе, – что все посетители ювелирного магазина, куда мы с Аллой зашли, в курсе того, что у меня денег куры не клюют, а Алле нужны украшения не как у всех.

А мажоров нигде не любят, а таких тем более.

Вон та молодая парочка – парень, у которого на лице написан тяжелый рабочий день за рычагами трактора (ну, не только на лице, конечно, в основном об этом говорят руки), и его невеста, фигуристая, но при этом простовато одетая девушка, – нас уже тихо ненавидит. Я вполне могу представить сценку двадцатилетней давности, мы в роли стиляг, а они – народных дружинников. Вот буквально вижу я нечто подобное.

Завмагом, очень подвижный человечек с характерными именем и фамилией Яков Соломонович, тоже кое-что видит. Он уже двадцать минут неслышной тенью нарезает круги по магазину, ожидая, что со вкусом одетый молодой человек, я то есть, прекратит заниматься ерундой и приступит к делу.

Что ж, наверное, пора. Мы уже достаточно пустили пыли в глаза. Пора делать следующий шаг.

– Ну что, молодой человек, выбрали что-нибудь? – Голос у этого повелителя ювелирного дефицита чарующий и приятный. Как и внешний вид. Весь он такой располагающий и, безусловно, заслуживающий доверия.

В общем, хороший человек. Такой хороший, что нужно, ну просто необходимо прямо сейчас просто так дать ему рублей двадцать. А лучше пятьдесят, а лучше сто. Что мелочиться, для такого хорошего человека ничего не жалко, тем более какой-то там ассигнации государственного банка СССР. Как не дать, когда перед тобой такой хороший человек?

– Да вот, товарищ заведующий, никак не можем выбрать обручальное кольцо для Аллочки, – вздыхаю я. Девушка чуть ли не шипит на меня, и я тут же добавляю: – На самом деле проблема не только с обручальным кольцом. Аллочка у меня настоящая русская красавица, сказочная царевна… – Это, кстати, чистая правда, девка она что надо. Там, где нужно, у нее много, а где не нужно, совсем ничего. – Но во всем Крыму мы не нашли ничего, что было бы достойно украсить ее платье на нашей свадьбе. Вы же нам поможете? – говорю я и кладу на прилавок свернутую сотню. Кладу как бы невзначай, случайным движением руки.