Игрок
Шрифт:
— Черт.
Заходя на кухню, наливаю себе кофе и иду к окнам в гостиной. Почесывая грудь, отпиваю кофе и наблюдаю за тихим городом перед собой и людьми, бредущими по улицам в такую рань.
На расстоянии слышу, как мой телефон звонит в спальне. По какой-то отчаянной причине думаю, что это Пенелопа, поэтому несусь к нему, спотыкаясь о коврик в гостиной и ударившись пальцем ноги о журнальный столик.
— Бл*дь, бл*дь, бл*дь, — ругаюсь, хромая остальную часть расстояния, и по пути пытаясь не расплескать
Даже не смотрю на имя входящего абонента, когда отвечаю:
— Алло? — говорю в панике. — Это ты? Пенелопа?
— Если это так, то у меня довольно грубый голос, тебе так не кажется?
Черт, это Скотт. Спасибо, бл*дь, что не Грэхем. Он бы никогда не спустил мне то, как я ответил на звонок.
— Ох, привет, как дела? — говорю небрежно.
— Я позвонил узнать, не оставил ли свой бумажник у тебя прошлым вечером, но теперь мне интересно услышать, почему ты решил, что тебе звонит Пенелопа?
— Где ты оставил бумажник? — спрашиваю, игнорируя намерение Скотта влезть в мое личное пространство.
— Как насчет того, что ты расскажешь, чем закончился вчерашний вечер, а я скажу, где, как я думаю, остался мой бумажник?
Я ставлю кружку на столик и ложусь на кровать.
— Это сделка? Ты же понимаешь, что я могу забить на твой бумажник?
— Я дам тебе двадцать долларов за...
Массирую лоб.
— Твоя любовная жизнь настолько жалкая, что ты готов заплатить двадцать баксов, чтобы услышать о моем вечере?
— Романтические комедии, которые я смотрю, больше не вставляют, — шутит он. — Да ладно тебе, мужик, просто расскажи, что случилось с Пенелопой? Она, по крайней мере, в порядке?
— Хотел бы знать, — отвечаю честно. — Она улизнула утром, прежде чем я смог убедиться.
— Нееееееееееет, — если бы у мужика не было огромных бицепсов почти как у Дуэйна Джонсона, я бы решил, что он женщина.
— Куда делись твои яйца? Ты оставил их в раздевалке спортзала?
Какое-то время на другом конце провода тишина, прежде чем он отвечает:
— Ты знал, на что подписался, когда попросил меня быть твоим другом.
— Почему ты говоришь так, будто я делал тебе предложение чертовым браслетом дружбы?
— Это были часы, и я принял их со слезами счастья, — лжет Скотт саркастично. — Теперь серьезно, ты трахнул ее прошлой ночью?
Почему из уст Скотта это звучит так мерзко? Обычно такая формулировка вопроса не задела бы, если бы разговор шел о другой женщине. Но по отношению к Пенелопе это казалось грубым. Пенелопа не просто девушка для траха.
— Да, и прошлой ночью у нас был секс.
— И?..
Ублюдок настойчивый. Зная, что он не отстанет, решаю заставить его что-нибудь пообещать мне, прежде чем продолжу.
— Если расскажу тебе, ты поклянешься на своих яйцах, что не ляпнешь Грэхему? Не хочу, чтобы придурок подкалывал
— Обещаю, — отвечает Скотт со слишком большим рвением.
Вздохнув, я рассказываю ему о неудачах Пенелопы на прослушиваниях, о которых я и понятия не имел. Догадывался, что она приехала в Лас-Вегас по какой-то важной причине, работая от зарплаты до зарплаты, но никогда бы не догадался о ее стремлениях. Хотя после ее гибкости вчерашней ночью, я мог бы сложить два и два.
— Черт, должно быть это изводит ее.
— Да, — отвечаю и снова тревожусь за нее. — И когда я сказал, что помогу ей с помощью своих связей, она меня поцеловала. Наша игра в кошки мышки заключалась в том, что я преследовал ее, поэтому, когда она поцеловала первой, это застало меня врасплох.
— Звучит волшебно, — приходит Скотт в наигранный восторг.
— Пошел ты.
Мы оба смеемся.
— Что дальше? Ты погрузился в дырочку ее пончика?
— Что с тобой не так? Никто так не говорит, но да, это случилось. И, бл*дь, Скотт, мне правда показалось, что мой член может взорваться от того, как кончал, и затем я вырубился, как какой-то недоумок.
— Серьезно? Ты не пошел на второй раунд?
— Я как будто превратился в гребаного нарколептика. Просто отключился. Проснулся только утром по будильнику.
— Черт.
— Уж мне ли не знать, — сажусь на кровати и упираю локти в колени, прижимая телефон к уху. — Такое чувство, будто она меня чем-то накачала прошлой ночью. В последнее время я был неспокойным, и все изменилось, когда, наконец, смог обнимать ее. Так было, пока я не проснулся утром и обнаружил, что Пенелопа ушла, не оставив даже сраной записки. Сейчас я снова раздражен.
— Ну и ну, Гевин Сент. Не думал, что ты способен чувствовать, как мы, обычные люди.
Я ворчу:
— Вот почему я не хотел тебе ничего рассказывать, — иду в ванную и включаю душ. — Худшая часть в том, что у меня нет ее номера, поэтому даже не могу позвонить ей, если захочу.
Скотт замолкает, и мне почти слышно, как крутятся шестеренки у него в голове.
— Слушай, ты случайно не знаешь, где она живет?
Как будто бы облака расползаются, и солнце светит прямо на меня, надежда почти освещает меня.
— Знаю.
— Ты можешь принести ей маффины. Завтрак, который она, должно быть, пропустила. Снова возьми инициативу в свои руки.
Впервые за все время дружбы со Скоттом, я рад, что поговорил с ним о женщине и чувствах.
— На самом деле это очень хорошая идея.
— Знаю, — отвечает с гордостью.
— Спасибо, мужик. Мне нужно принять душ, поговорим позже.
— Подожди, — кричит Скотт в трубку, прежде чем я успеваю ее положить. — Мой бумажник. Я оставил его у тебя?