Игроки зимы
Шрифт:
Остаток дня она шла по пустынной местности, и деревни ей больше не попадались. Только к полудню следующего дня Оайве увидела несколько тесно прижавшихся друг к другу хижин и обошла их стороной. Мужчина, работавший на скудной ниве, увидев ее, поспешно убежал.
Она собиралась попросить еды, ведь то, что она взяла с собой уже давно кончилось. За это она могла вылечить с помощью своих знаний больного ребенка или даже почистить горшки, если для нее не найдется другой работы. Но сейчас никто не даст ей и куска хлеба, никто не захочет
С тех пор она начала питаться тем, что ей могла предложить земля. Она ела кизиловые корни, которые можно было найти на лугу, пила горькую на вкус воду ручьев. Грязную буро-зеленую степь покрывали заросли осеннего дрока и бледно-пурпурной степной травы. Часто шел дождь, но он не бывал долгим. В накидке из овечьей шкуры ей было тепло и почти сухо.
На восходе и закате солнца она произносила слова ритуала, иногда забывая некоторые из них, словно чужой край отнимал их у нее.
На девятый день своего путешествия Оайве увидела на горе разрушенную башню и маленький поселок, прижавшийся к ней.
Зазвучал колокол. Звон его был печален, словно звал на похороны. Она намеревалась держаться подальше от жилья, но тут у подножия горы между деревьями сверкнула гладь пруда.
Она пила из него, когда увидела, как из поселка по вьющейся с горы дороге к пруду спускалась процессия людей. Мужчин в черных одеяниях она приняла за священников. Их напряженные лица замерли и побледнели, и они усердно трясли деревянными трещотками, с помощью которых, как полагали суеверные люди, можно было прогнать злых демонов.
С обеих сторон и позади процессии святых отцов шли мужчины со сворами собак на коротких кожаных поводках.
Оайве поняла, что это была необычная процессия.
Она поднялась и вышла из рощицы. На опушке жрица остановилась. Процессия остановилась тоже. Жрецы указывали в ее сторону пальцами. Залаяла одна собака, и тут же к ней присоединились остальные. Языки, как пламя, свешивались из их пастей. Она знала, что собирались сделать эти люди. Они специально не покормили животных, чтобы они были злее и разорвали ее на части. Колокол продолжал жалобно звонить
Мужчины спустили собак. Псы сразу помчались вниз по склону, прямо к ней.
Оайве прижала ладонь к губам. Она чуть не вскрикнула, но не дала воли страху и собралась с силами. Глубоко дыша, жрица сомкнула веки. «Я не могу видеть вас, поэтому вы не можете видеть меня. Вы не можете меня учуять, вы не можете меня выследить. Я — тень дерева. Меня здесь нет».
Ей с трудом удавалось поддерживать иллюзию. Лай собак грозил сдуть с нее чары, как порыв сильного ветра утренний туман. Вся свора столпилась вокруг, их тела задевали ее, холодные носы тыкались в ноги.
Желание открыть глаза почти победило ее волю, но тут собаки побежали дальше, в ту сторону, откуда она пришла. Они не учуяли ее! Колдовство подействовало!
Она
Звон колокола и лай собак преследовали ее на протяжении многих миль. Они снились ей этой ночью и еще много последующих ночей.
Одна из ночей преобразила землю. Оайве легла спать в степи, но лучи утреннего солнца показали ей на горизонте скалистый ландшафт, напоминающий лестницу в доме великана. Устав, она не заметила вчера вздымающиеся вершины, темнеющие в черноте агатового неба.
Произнеся ритуальные слова, Оайве отправилась в путь. Час спустя она поняла, как высоко ей придется взобраться.
Это был безжалостный, беспощадный подъем. Ветер бил и хлестал ее, когда она карабкалась со скалы на скалу. Все ее тело невыносимо болело, и все же она лишь иногда позволяла себе короткую передышку. Часа через два после полудня она добралась до вершины и присела на землю, чтобы отдышаться и осмотреться.
Казалось, она находилась на крыше мира. Степь позади стала буро-зеленой тенью. Скала впереди водопадом спускалась на покрытую лесом равнину, а в глубине этой равнины как разбитое зеркало блестела вода.
На мгновенье у нее перехватило дыхание, когда ей почудилось, что она вернулась к морю. Но вскоре она заметила, как неподвижна была эта водная гладь по сравнению с морем. На много миль дальше громоздились другие вершины, похожие на ее гору над морем. Кое-где вершины соединял с озером водопад, выглядевший тонким столбом из дымчатого хрусталя.
Никогда раньше Оайве не видела ничего подобного. Свежий ветер высоты ударил ей в голову как выдержанное вино. Это продолжалось недолго, пока она вспомнила, зачем вообще оказалась здесь.
Она всмотрелась в заросшую лесом равнину с зеркальной полосой озера. Внизу ничего не двигалось, только птица с белыми крыльями кружилась над несколькими хвойными деревьями.
Оайве решительно достала из сумки крошечный лоскуток и сжала его между ладоней. Глаза ее испуганно расширились. Казалось, будто искра, поддерживающая жизнь в кусочке ткани, погасла. Он больше не передавал ни картинки, ни биения пульса, ничего.
Большая белая птица висела неподвижно, будто ее держал воздух, а потом поспешно упорхнула прочь.
Как глупо и безрассудно! Если Седой знал, что она преследовала его, он должен был знать и то, каким образом ей удавалось находить его след. Итак, в одной из деревень, жителей которых он тоже настроил против нее, Седой приобрел другую куртку, может быть, купил, обменял или тоже украл.
И когда решил, что время пришло, он просто сменил порванную куртку на новую. Одежда, которую он больше не носил, потеряла силу притяжения, и связь ткани с тканью прервалась. Она упустила его! Или нет?