Игрушка
Шрифт:
Необходимо было что-то делать.
Распахнула веки.
Рядом со мной лежал мертвый, с перекошенным от боли и испуга лицом, вампир. Он был неестественно синюшного цвета, вокруг глаз - ужасающие, гадкие черные мешки. Вся кожа побита венозной сеткой.
Я испугано отползла в угол.
Невыносимо страшно. Страшно и противно до ужаса.
Тени мелькали надо мной, едва давая, что распознать, рассмотреть, понять.
Но еще мгновение – и вампиры выпорхнули через оконный
Я осталась одна. Сама, наедине с этим, готовым… мертвецом.
Тишина. Пустота.
Вокруг было лишь унылое стуканье колес о железнодорожные пути.
Казалось, что ничего и не было. Что это больное мое воображение...
Если бы не ужасная боль в горле, шее, и не этот труп.
Я сидела, забитая в угол, боясь шевелиться, боясь дышать.
Еще минуты – и неожиданно кто-то свалился с крыши вниз.
Забыв все на свете, я бросилась к окну.
Жадно ухватившись за железные перегородки, я пыталась чуть ли не вылезти по пояс, что бы увидеть, хоть что-то. Узнать, кто это был.
Удостовериться, что это не…
Но поезд стремительно мчал куда-то вдаль, неумолимо оставляя позади правду.
Время жадно отбивало свой такт.
Оцепенение отпускало. Ужас расслаблял свои поводья.
И вновь тошнота сдавила горло.
И снова гадкая боль стала разрывать мое горло. Так назойливо и неумолимо.
Дрожали руки. Дрожали ноги. Дрожала вся я.
Но оставаться здесь нельзя. Нужно спрятаться.
Все равно Эмилю я не смогу помочь. Не в моих силах и возможностях.
Никак.
Да и потом, я даже не знаю, жив ли он еще.
Подняв с полу свой желтый рюкзак, поспешно натянув его на плечи, я перешла в соседний вагон.
Вагон за вагоном.
Шатаясь на ходу, спотыкаюсь о чужой багаж и чужие ноги, утопая в пытливых взглядах, я шла, неумело прикрывая рукой рану, непонятно куда. Спрятаться. Спрятаться. Но где?
Ничего подходящего. Везде я на виду.
Мне хотя бы пересидеть до следующей станции. А дальше можно и деру дать. Другие поезда, автобусы, маршрутки.
И зачем я им рассказала про Сиэтл?
Ну, вот. Остается последний вариант.
Как для меня, так вполне адекватный.
Я закрылась в туалете.
Грязь, слякоть, вонь.
Но уж лучше так, чем назад. В лапы вампиров.
***
Время тикало. Осознание всего того, что произошло, стало пробиваться в мой разум с каждым разом все резче и резче. Четче и четче.
Я наконец-то смогла расслабиться. Расслабиться, но и тем самым дать возможность истерики начать заполонять каждую мою клеточку. Каждый уголок моей души.
Я прокручивала все увиденное, услышанное, десятки раз. Анализировала, сравнивала, рассуждала.
Теперь каждый, кто захочет заступиться за меня, быть со мной рядом, всегда будет в большой опасности.
Игрушка – предмет зависти.
И о чем я думала раньше? И чем…
***
Эмиль. Эмиль заступился за меня. Но может ли это означать, что он передумал? Передумал и простил?
Или же это сражение за куклу. Моя вещь – и ломать ее буду я сам?
Так?
– Габи, открывай, - неожиданно послышался голос за дверью.
Я узнала своего Готье.
Но едва ступила шаг ближе, как застыла в сомнениях.
Теперь я принадлежу Гудвину.
Знает ли это Эмиль?
Если мое предательство он может как-то и пережить, но противостояние друга? Давнего истинного друга?
Друга, разменявшего его на девушку. На Игрушку.
– Габи, я жду.
Я не могу открыть. Не могу.
Я боюсь.
Сначала у него отобрали подружку. Затем присвоили брошенную им куклу. Отобрали Игрушку, да и еще попытались спрятать.
Гордость.
Ревность.
Жесткость.
Расчетливость.
Все это – мой Эмиль.
Когда-то мне это нравилось, а теперь все стало против меня.
– Габи, я сказал: «Открывай»! – в его словах среди ноток ласки и шутки стало прорываться раздражение.
Без капли сожаления, может разорвать меня в клочья.
Не смотря ни на что. Не смотря на Законы и правила.
Или же, вообще, Гудвин ему разрешил. А что, если он сдался? Одумался. Покаялся. И теперь я, моя жизнь – цена за прощение?
Я боюсь.
Не открою.
– Габи, милая, выходи, тут уже очередь собралась. Не мучай людей, - шутливо причитал Эмиль. – Габи.
– ТУАЛЕТ НЕ РАБОТАЕТ, - неожиданно заорал Готье, так что я даже подпрыгнула на месте. – ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ? СЛЕПОЙ? А НУ ВАЛИ ОТСЮДА.
И снова резкая перемена в голосе. Снова нежный и ласковый бархатный звон:
– Габи, выходи.
Не выйду.
Шаг назад. Зажалась в углу.
Мне страшно.
Весь этот тон, вся эта сладость – вранье, скрытое вранье под маской доброты и ласки.
– Ну, все, – обрекающее произнес вампир. – Я просил.
И в следующее мгновение резкий удар, рывок – и дверь распахнулась, словно никогда и не была запертой.
В стороны разлетелись кусочки дерева. Зазвенели на железном полу вырванные живьем гвозди.
Замок раскурочен. В стене огромная дыра.
– Габи, Габи, сама вынудила, – осуждающе покачал головой Эмиль и затем язвительно улыбнулся.