Игрушки для императоров: Лестница в небо

Кусков Сергей Анатольевич

Я согласился:

— Конфликт.

— Ты будешь пытаться выработать ее, эту модель, но для этого нужно время, период адаптации, и во время оного будешь совершенно беззащитен. Но это только начало, самое первое, что тебя ждет.

Далее хуже. Все окружающие поголовно будут противоположного пола. При том, что рядом не будет никого пола твоего, на общении с кем вы бы оба могли построить циклическую защиту. Этот дисбаланс — кладовая конфликтов. И все они нанижутся на конфликт мировоззренческий, доломают тебя там, где ты сможешь устоять сам.

Это

еще не все. Есть конфликт социальный. Наши девочки поголовно… Низы общества, со всей присущей спецификой. Плюс, конфликт возрастной. Плюс, иерархический — те, кто старше и кто принял присягу, вряд ли будет считать тебя равным себе. Отмечай, отмечай, это все нанизывается на предыдущие «достижения»! Плюс, кому-то просто так не понравится твоя рожа — нельзя ведь всем нравится? В любом социуме возникают люди, к которым испытываешь симпатию, и к которым ярко выраженную антипатию, а значит, кое-кто обязательно захочет поставить тебя на место.

…Я вспомнил Оливию и ее девочек, охрану ее высочества. Пожалуй, и здесь Катюша права. Такие возникнут. Обязательно.

— Что у нас получается? — издевательски усмехнулась мой нынешний куратор, — наложение конфликтов? Социального, возрастного, иерархического, мировоззренческого, и, наконец, полового? Это без межличностных? Ты все еще уверен, что справишься?

Я насупился:

— Попробую.

Уверен я не был, и она прекрасно читала это по моим глазам. А потому била дальше, на поражение:

— Все, на кого ты сможешь опереться, это твой будущий взвод. Пока непонятно, кто им станет, и только высшие силы знают, как у тебя сложатся отношения внутри коллектива. Дай бог, чтобы они тебя поддержали. Всех же остальных смело записывай в условно-враждебные тебе силы. Радостные перспективы? Одно могу сказать точно, твои девочки однозначно будут… Не самого высокого статуса по местным меркам, под стать тебе. Хорошо, если у них будет право свободного выхода за территорию, а может не быть и этого. То есть, их возможности защитить тебя будут ограничены. А сам ты…

Вздох.

— Не обижайся, но ты совсем не подготовлен для существования в нашем террариуме. Ты можешь защититься от Кампоса и его дружков, дать в морду зарвавшемуся подонку, выйти против превосходящих сил, утопить кого-то в фонтане… Но здесь это не сработает. Это не мужской коллектив, Хуан, тут правят бал иные законы. Здесь надо извиваться и жалить, как извиваются и жалят все вокруг, и уворачиваться от других жал. Только так здесь можно выжить, поверь.

Я ей верил. Конечно, она драматизирует, как обычно, на самом деле все не так плохо, но доля правды в ее словах есть, и доля эта — львиная.

Катарина протянула руку:

— Я не всемогуща. Но вовремя дать нужный совет смогу. А остальное в любом случае будет зависеть только от тебя, от того, как ты себя поставишь. Я виновата перед тобой, и моя помощь будет искуплением. Мир?

Я задумался. И думал долго. Послать эту представительницу «террариума», как просит душа? Вместо нее все равно кого-то дадут, кого-то другого, а стоит ли менять коней

на переправе? Я знаю, что это за человек. Я знаю, что от нее можно ждать. У меня есть опыт общения, я уже начал чувствовать, когда она врет, а когда нет. С новым куратором придется начинать все заново, а где гарантия, что она окажется не такой же стервой? Или еще хлеще?

Все они тут стервы. Даже Норма, с которой мы вроде как нашли общий язык. И Норму я хотел бы видеть куратором даже меньше Катарины — слишком живая и действенная методика воспитания у нее на вооружении. «Террариум», правильное слово.

Я тяжко-тяжко вздохнул и пожал ее ладонь:

— Договорились. Мир.

Усмешка:

— И не надо так сильно вздыхать; я сказала, что помогу — значит помогу. А слово свое держу.

— Всегда? — недоверчиво хмыкнул я.

— Данное своим — да, — кристально честно ответила она. — А ты теперь свой. Будешь…

— Если пройду ваш тест… — скривился я.

— Пройдешь. — Она улыбнулась.

— Откуда такая уверенность?

— Знаю. Ну что, пошли, Шимановский? Труба зовет?

Кажется, в ее голосе проскользнули нотки теплоты, и теплота эта не была наигранной. Может, она не совсем потерянный человек? Или это только кажется?

— Что меня ждет? Ты уже можешь говорить об этом?

Она пожала плечами.

— Это как-то не особо скрывалось. Что, всю ночь не спал, мучился?

Я в ответ деловито покачал головой.

— Нет. Я вообще не думал об этом.

Это была правда. Ложась спать, я не собирался сюда. И только ближе к утру меня настиг ветер перемен, когда думать о таких вещах стало поздно.

Но теперь, когда я иду, одетый в белую броню с кондором на груди, сжимаю в руке скорострельную винтовку, а другой придерживаю прикрепленный к поясу шлем, сердце стучит все сильнее и сильнее, пропорционально расстоянию до подземелья с дорожками смерти.

— У тебя несколько недель не было нагрузок, и мы решили, что не стоит сильно нагружать тебя. Повторюсь, если не помнишь — ты должен иметь возможность погибнуть на полосе, если не проявишь должного рвения и воли жить. Вопрос свелся к следующему: не слишком ли много нужно воли, учитывая твой общий низкий уровень?

И мы решили не мудрствовать. На дорожке не будет таких препятствий, как на первых пяти — это не полоса препятствий в принципе. Главные препятствия на ней — боты, роботы-солдаты. У них будут прикручены скоростные характеристики, но их самих будет очень много. Что так смотришь, что непонятного?

— Да все, — хмыкнул я. — Что за боты? Что с ними делать? Каковы их возможности? Что вообще делать на полосе?

— Боты… — Она неопределенно скривилась. — …Они и есть боты, увидишь. Что делать на полосе — решать тебе, на трассе дается полная свобода, если ты не забыл. Привычной по первым дорожкам «трубы» там нет, это скорее лабиринт, у тебя будет выбор, куда бежать и как именно всё это дело проходить. Твоя цель — дойти до конца, и как ты это сделаешь — никого не интересует.