Игрушки для императоров
Шрифт:
Требование с забралом было не случайным. Оказывается, я у них тут засекречен, никто не должен меня видеть. Во всяком случае, теоретически. Потому в залах, где мы занимались, присутствовали только молодые девочки, максимум лет по шестнадцать — им запрещено покидать территорию корпуса, они вроде как меня не рассекретят. Другие, более старшие, больше не появлялись. Черная маска теперь всегда была на мне, когда я снимал шлем, и покидала голову только в машине на обратном пути. На вопрос о тех, кто меня уже видел в первые дни, Катарина промолчала, неопределенно пожав плечами.
Выходных
— Завтра в восемь тридцать.
Я поперхнулся и закашлялся, но задумавшись, не нашел аргументов для возражения. На любые мои аргументы у нее припасен стандартный ответ: «Шимановский, ты передумал? Если передумал, до свидания!» Потому рыпаться и качать права не стал. Вот так и суббота, и воскресение превратились в такой же кошмар, как и остальные дни.
Что еще можно сказать о корпусе? Меня тут кормили. Катарина водила в столовую, совершенно пустое огромное помещение, заставленное длинными столами, где кроме пары женщин на раздаче, судя по виду — тоже ветеранов корпуса после контракта, никого не было. То ли специально разгоняли, то ли мои инструкторы такое время подбирали, чтоб никого не было. Скорее второе. Катарина все время сидела рядом в напряжении и молчала, пока я запихивался безвкусной кашей или похлебкой. Безвкусной, потому, что к моменту похода в столовую из меня выжимали всё имеющееся, все соки и силы, я не чувствовал ничего, даже голода.
После столовой давали передохнуть еще часик. Естественно, посвящался этот часик не сиесте, как можно сгоряча подумать, а тестам, только психологическим. Картинки, рисунки, программы, в которых надо выбирать что-то, тыкать на непонятные кляксы или отвечать на глупые-преглупые вопросы. Этими тестами моя мучительница также оставалась довольна, но тут я понимал, что это правильно — не хватало мне на самом деле оказаться психом.
Про свою спутницу, свою ярость, я не говорил. Боялся. Пока прокатывало — она ни разу не всплыла на поверхность. Кроме пинка в гараже, причин для ее появления больше не было. Да, тут трудно, но я никого не ненавидел, ведь все требования и придирки были вызваны отнюдь не ненавистью или презрением.
Два раза мною занималась Норма — та самая тренер по единоборствам, отметелившая меня в первый день (перед следующим занятием она представилась, в отличие от остальных). На сей раз меня не уделывали до бесчувствия, немного метелили и отпускали. Но не по доброте душевной, избиение в ее планы просто не входило.
Что меня в целом за эти дни удивило, это отсутствие силовых тестов. Они как бы были, но не основными, терялись в общей массе испытаний. Предельные нагрузки на выносливость, быстроту, ловкость, реакцию, и даже гибкость, их сочетание, но никаких отдельных тестов на силу. Это озадачивало, но опять же,
Так прошла неделя. Неделя с того дня, когда я, обалдев от наглости, впервые пересек порог бело-розового здания. Это была самая быстрая неделя в моей жизни, настолько незаметно она пролетела. Я уже привык к нечеловеческим для меня прежнего нагрузкам, спокойно бегал в неуклюжем скафандре по тонкому буму на высоте двух метров, прыгал, кувыркался, преодолевал стены, преграды, ползал, карабкался по перекладинам, канатам и цепям, и все это проделывал на скорость с висящим за плечом иглометом, который также стал продолжением моего тела. Если бы мне кто сказал, что я смогу так сильно измениться за какую-то неделю… Я, почти занявший призовое место на юношеском первенстве планеты и уделяющий тренировкам все свободное время… Никогда бы не поверил!
Пару раз к моим инструкторам подходила Мишель, смотрела, как я занимаюсь, что-то спрашивала, уточняла. Один раз подошла вместе с расфуфыренной сеньорой с рыжими волосами. Одета та была по гражданке, но в ней ощущалась стальная строевая выправка. А еще издалека чувствовалась, что это очень важная сеньора, что она привыкла отдавать приказы и привыкла, чтобы их немедленно выполняли. Кто она такая — гадать не стал, это дворец, тут может ходить кто угодно, но Мишель держалась с нею на равных, а вот Катарина вытягивалась в струнку, и это говорило о многом.
Однажды, когда я показал довольно неплохие для себя результаты, а «тренерский штаб» ушел обедать, меня, пытающегося отдышаться, поманила к себе Катарина.
— Шимановский, как думаешь, у тебя хорошо получается? — Глаза ее в момент вопроса лучились ехидством. Что-то задумала?
Я неопределенно пожал плечами.
— Все относительно, сеньора майор…
Та осталась довольна ответом и приказала идти следом.
Шли мы долго, длинными коридорами, и вышли к небольшому пустому вытянутому залу, в котором в одной из длинных стен располагался ряд совершенно одинаковых круглых шлюзов, отличающихся лишь нумерацией.
Я посчитал. Цифры на воротах от одного до пятнадцати. Пятнадцать одинаковых круглых ворот, больше в помещении не было ничего.
— Это — «дорожки смерти». — Катарина указала на ряд шлюзов. — Контрольное испытание для тех, кто считает, что чего-то достиг. Проверка, так ли это на самом деле.
— А почему «смерти»? — удивился я. Она усмехнулась, но как-то грустно.
— Оттуда можно не вернуться, Шимановский. Даже опытным, прошедшим многое бойцам. Это на самом деле дорожки смерти.
Я во все глаза рассматривал каждую из створок, но пока что не находил в них ничего необычного.
— Первые пять — несерьезные, для малолеток. Там не убьет, максимум — переломает кости. С шестой по десятую — дорожки поинтереснее. Там тебя могут и убить, но только если совершишь крупную ошибку. Если же будешь идти не ошибаясь, если усвоишь пройденный материал правильно — пройдешь. Естественно, чем выше номер дорожки, тем выше сложность, тем больше сил нужно для прохождения, но повторюсь, пройти их реально.