Игры Бессмертных
Шрифт:
Граф Ричард, по словам тех же слуг, частенько не ночевал дома и возвращался под утро. Где он был никто, ясное дело, не знал, но кухарки болтали, что слышали от лакеев, а те от слуг в дальнем поместье, что граф навещает свою любовницу, а иногда и привозит ее в загородный дом.
Тереза слушала все это и не понимала что с этими оборотнями не так. Слухи могли быть трижды лживыми, но она своими ушами слышала, как Хельстром хотел трахнуть разом двух Роз и плевал на мнение своей жены по этому поводу.
Так или иначе, все это вселяло в Терезу оптимизм. Да, Ретт был помолвлен с волчицей, но его невеста
— Тереза, может вы хотите сходить куда-то в городе? Я готов отпустить вас, — заговорил Жан, когда они вместе переносили одни из столов, стараясь не рассыпать разложенные на нем инструменты.
— Что? Но мэтр, а как же работа?
Мысленно Тесс подумала, что некогда ей развлекаться и флиртовать с местными сыночками лавочников. Нет уж! Ей нужен большой приз, а не тихая семейная жизнь в полупроголодь.
— Но вы стали затворницей не хуже меня. Я только вчера подумал об этом… Один день выходного. Вы ни с кем не общаетесь. У вас, наверное, есть друзья, которых вы хотели бы навестить?
Тесс постаралась не прыснуть. Так и представила как стучится с корзинкой свежей выпечки в дом Леонида. Больше-то никого не знала в Рейне.
— Нет, мэтр. Не беспокойтесь. Я не обзавелась друзьями, если честно.
— Почему же? Такая очаровательная и трудолюбивая девушка как вы непременно должна иметь друзей.
Тереза вымучено ему улыбнулась. Иногда Жан со своим милыми нотациями изрядно утомлял. Позавчера она должна была поискать себе мужа, три дня назад возобновить уроки музыки, а сегодня вот друзьями обзавестись. Алхимик был прав. То, о чем он говорил, была нормальная жизнь обычной девушки в Рейне — флирт, приличествующие развлечения вроде музицирования и какое-то общество вроде кружка по вышиванию для болтовни и сплетен.
Вот только Тесс ненавидела вышивку, книг не читала, музыке училась, потому что требовали родители, а флиртовать она собиралась только ради цели и только с Шефердом или Леонидом. Остальные были несущественны в расстановке сил.
— Спасибо вам, мэтр. Я схожу куда-нибудь в следующий выходной. Например, в уличный театр. Или цирк. Кажется говорили, что у края города встал большой бродячий цирк.
Они поставили стол, Жан поправил инструменты и вдруг спохватился.
— О Матерь, Тереза, но вам придется согласовать день с Эвереттом. Я же уезжаю на несколько дней.
— Да? Куда?
— Испытания полноразмерного котла поезда. Как вы понимаете это нельзя делать в помещении. Котел вмещает шесть сотен литров и если что-то пойдет не так не хотелось бы отстраивать еще и усадьбу моих дорогих хозяев.
— А что с вашей?
— Работы идут, но дело небыстрое.
Он всегда отвечал так. Тереза не знала то ли ему было действительно настолько плевать, что он живет в чужом доме, то ли он оставался тут по какой-то причине.
— Жан, а кто же будет присматривать за этим всем? — Тереза обвела рукой лабораторию. — Я могу, но мне же нужны указания. Тут у вас столько всего доготавливается и доспевает.
— Ретт будет работать вместо меня. Его полковые сборы закончились, и он может уделить несколько дней. Он все знает и все умеет. Надеюсь, вы не против? Я попрошу его
— О, это было бы чудесно. Он иногда так меня пугает! — Тереза изобразила ужас на лице, надеясь, что Ла Росси донесет это Шеферду. Пускай думает, что пугает ее и будет с ней помягче, а там… кто знает, кто знает.
— Ретт? Не может быть он сущая деликатность, когда дело касается дам.
Тереза не удержалась и выгнула бровь. Интересно, а Ла Росси обо всех своих знакомых питает такие милые иллюзии. Шеферд у него галантный кавалер, она сама трудолюбивая пчелка… Жан поднял голову и посмотрел на нее зелеными чистыми доверчивыми глазами. Его лицо как всегда чуть дергалось, но Тереза уже совсем не обращала внимания. Она привыкла к Жану, такому какой он был. К добряку, верящему в лучшее в людях. Тесс торопливо убрала скепсис и изобразила милую улыбку.
— Прекрасно. Тогда не буду переживать. Уверена мы сработаемся с графом Шефердом.
И почему ей черт побери стало так важно не разочаровать Ла Росси? Совсем как перед Анри Терезе хотелось быть перед ним хорошей. По крайней мере, хотя бы немного лучше, чем она была на самом деле.
Ла Росси должен был уезжать через два дня, но утром Тереза застала его в лаборатории улаживающим какие-то последние срочные дела с экспериментальными пробирками.
За все это время Ретт Шеферд так и не показался Терезе на глаза, что доводило ее до белого каления. Что значит он пропал?! Как он мог не прийти к ней на следующее же утро? За кого он ее, черт побери, принимает? Она тут у него шпионка вампира в доме, а он вот так наплевательски к этому относится?!
Кипела Тереза еще и потому, что это показывало, что для Ретта она вовсе никакой не пуп земли, и бежать к ней по первому зову он не намеревался. Это было очень досадно и вселяло опасения.
Тесс у себя в комнате аккуратно переписала последние листки из папки Салют, убрав абзац с ехидничествами Шеферда и вернула оригиналы в кабинет Жана.
Пока он «консервировал препараты перед отъездом», чтобы это не значило, Тереза спросила что скрывается в папке «Виселица». Ее не на шутку это заинтриговало, ведь Ла Росси был прожженным пацифистом и не раз говорил, что к разработкам оружия пальцем не притронется.
— Это… одно небольшое исследование, — метр погрустнел. — Видите ли, смертная казнь все еще не отменена и методы внушают мне отвращение. Топор, виселица. Все это варварство на потеху толпы. Я хотел сделать препарат, который заменил бы несчастным публичную казнь на тихую смерть от инъекции. Такой был замысел.
— И что? — Тесс сдунула со лба прилипшую прядь. Она снова толкла черных пиявок с опилками а дело это было вовсе не простое.
— Я предложил препарат государственному министерству алхимии. Как мне говорили, император был очень заинтересован. Но увы, не для казней преступников, а для войны или тихих политических убийств. Он отнесся к нему как к новому быстродействующему яду. Я остановил разработки и уничтожил рецепт. — Жан нахмурил левую бровь. — Никто не желает упрощать казни, как было мне сказано. Преступники должны умирать в муках, или народу они не кажутся достаточно наказанными. К тому же устрашение, которое они производят, играет на руку императорской власти.