Игры без чести
Шрифт:
Когда Славу поставили перед фактом, что в пятницу, 13 января, он прилетает из Нью-Йорка и ему необходимо быть в аэропорту с чемоданом, стоять в зоне прилетов, идиотски улыбаясь, он сперва очень рассердился. Вадик уже забронировал ему номер в отеле «Днепр» и договорился со своим водителем о транспортировке с некоторым налетом конспиративности и самодурства. Светлана, тем временем встретившись с Вадиком на детской площадке для получения аванса в размере пятидесяти долларов, всерьез занялась подготовкой. Готовились, как всегда, всей их дружной, рябой, больной, с разбитыми судьбами и задорным нравом женской компанией — где мамины подруги перемешались с ее собственными, и все они, в халатах или растянутых трикотажных кофтах, старые разведенки, жены изменщиков и алкоголиков, матери лоботрясов со стажем и совсем еще юных пупсов. Готовились встретить заокеанского гостя достойно, с размахом. На самой начальной стадии формирования стратегии знакомства с Киевом закладывалась идея знакомства гостя с любой из одиноких и полуодиноких дам, ни одна из которых в жизни бы не согласилась взять на себя главенствующую Светкину роль в этом мероприятии. Находясь под обаянием того же, родом из школьных 1980-х, волшебного заклинания «привезти из Америки», они рассчитывали провернуть авантюру, где скромная инвестиция из салатов «оливье» и фирменных, фаршированных грибами,
Славка, не знающий о готовящемся на себя покушении, находился в состоянии вялой тоски, порвав затянувшиеся на пару месяцев отношения с очередной провинциальной красавицей. Возможно, загляни он на кухню в одном из серых панельных домов далекого Лесного массива и увидь, какая там кипит работа, ему бы стало чуть веселее.
Чтобы внести некоторую ясность в события, бурлящие вокруг Славы, следует упомянуть инструктора по фитнесу Илону. Она не была замужем, не имела детей, и Вадик почти ничего о ней не знал. Иногда она оставалась ночевать у Славы и порой приносила и не забирала обратно какие-то вещи. Все это было так деликатно и просто, как в современном чувственном кино, — первой укоренилась не ее зубная щетка, а электронная рамка для фотографий с портретом мамы и сестры (таких же молодых, носатых, зубастых, блондинистых, с высокими челками, как она сама).
На Новый год тем не менее Слава и Вадик поехали без спутниц, немногословной и обстоятельной мужской компанией в составе четырех человек кататься на лыжах в Австрию.
43
Из широкого спектра современных развлечений со спортивным уклоном, как то: картинг, боулинг, скуба-дайвинг или сноркелинг, банджи-джампинг или пилотирование малых воздушных судов — Слава с более-менее выраженным энтузиазмом относился только к лыжам. Традиция разбивать отпуск на две части — зимнюю и летнюю — возникла еще лет десять назад, и начинал он, как и многие другие представители киевского среднего класса с Закопане, в Польше, потом была Словакия, потом в Карпатах появился Буковель с подъемниками, как в Европе, куда можно было съездить даже просто на выходные, потом оказалось, что народ уже вовсю осваивает Австрию и Францию. Славке, откровенно говоря, было совершенно наплевать на географическое положение лыжного курорта и на процент вероятности столкновения с солидными и достойными лыжниками на снежных трассах. В этом зато хорошо разбирался Вадик и, в отличие от всех, кто активно открещивается от своей национальной принадлежности, заявляя, что предпочитает места где «нет наших», очень радовался, завидев посетителей ресторанов «Велюр», «Феллини» и «Липский особняк» в ярких комбинезонах, румяных, властно натягивающих лыжные маски пронзительным морозным утром в скромной очереди на подъемник.
В этот раз организацией поездки занялся один из многочисленных Вадиковых друзей — недавно разведшийся и не придумавший ничего более оригинального, как поехать в тихий австрийский городок, в семейный пансионат, куда они ездили несколько раз вместе с женой и ребенком.
Там оказалось очень тихо, без фонтанирующих неоном вывесок и бурной клубной жизни. Вокруг подъемника стояло несколько двухэтажных гостиниц с белыми стенами, черным фахверком, деревянными ставнями и нарисованными масляной краской вывесками над входом в ресторанчик. Завтракать выходили прямо в лыжных ботинках. К вечеру настолько уставали, что никуда не ездили — пили пиво внизу, смотрели телевизор в баре и шли спать.
Русских все равно избежать не удалось — буквально в соседнем номере разместилось очень красивое семейство, прямо как из рекламы молодежной ипотеки или богатых аминокислотами завтраков: высокий блондинистый папа в самом расцвете лет, может, с немного блядунским лицом — искусственный загар, прищуренные зеленые глаза, мощная шея, чуть суховатые потасканные губы, — и миниатюрная, очень молодо выглядящая мама с невинным свежим взглядом, с некоторой печатью интеллекта и без тени стервозности, с темно-каштановыми прямыми волосами, просто уложенными на прямой пробор, и двое детишек — девочка лет семи, такая же хрупкая и застенчивая, как мама, и совсем еще крошечный пацанчик, которого кормили из соски и выгуливали по очереди в коляске, пока кто-то из родителей катался.
Как всегда, сошлись они сперва с Вадиком. Выяснив, что семейство не просто говорит по-русски, а еще и из Киева, Вадик не отлипал от них, причем демонстративно возился только с главой семейства и девочкой — это была у нее всего лишь вторая лыжная зима. Оказалось, что папа, Виталик Танцюра, довольно легендарная личность, известная в бизнесовых кругах.
Он начинал как программист-самоучка в те далекие, предмиллениумные поздние 1990-е, когда был Фидонет с эхо-конференциями, номер «аськи» шестизначным, в Интернет выходили с помощью дайл-апа от компании «Адамант» или через спутник в одном из корпусов КПИ, пользовались нетскейпом, и все русскоязычные пользователи более-менее знали друг друга. Как раз перед Миллениумом Виталик вместе с другом открыл провайдерскую контору, заодно взялся за разработку зарубежных проектов. Программистом он был виртуозным, мыслил, как все самородки-самоучки, необычно с точки зрения сухой теории и восхитительно в плане реализации замыслов заказчика, тонкого интуитивного понимания и расширения поставленной задачи. В отличие от остальных коллег по алгоритмам и протоколам, в большинстве представляющих собой астенического вида непричесанных, с козлиными бородками юношей в толстых очках, мешкообразных вязаных свитерах, пьющих пиво в прокуренных норах с низкими потолками и неформальной атмосферой, Виталик походил скорее на пижонистого представителя золотой молодежи. Свои первые серьезные деньги он честно потратил на поездку в Японию (где купил несколько толстых глянцевых, эстетски-квадратных порнографических книжечек), а потом пришло знакомое легкое чувство гармонии с окружающим миром, так, словно он сам строит его вокруг себя. Виталик хорошо и дорого одевался, следил, чтобы марка часов была самой правильной (надежной, не безмозгло дорогой, но и так, чтобы стоимость ощущалась приятной гирькой, когда надо), часто менял машины, отдавая предпочтение спортивным, 16-цилиндровым купе с турбинами. Пару раз Виталик попадал в неприятные истории, причем однажды его выкрали и продержали в подвале прикованным к трубам, применяя различные болезненные манипуляции, нацеленные не на открытие партизанской тайны, а служащие скорее тем, чем служит моча для хищника семейства кошачьих, которой он метит свою территорию, на которую Виталик позарился. Но он был бесстрашным, злым и очень активным, и подвальные манипуляции лишь подстегнули его творческий поиск в области сугубо денежной и организационной, где чистые, как кристаллы, алгоритмы устилали золотое дно. По мере превращения гонористого одаренного юноши
Как жена она была для Виталика очень скучной и очень подходящей, потому что эта симпатичная умная девочка отличалась потрясающей в нынешнее время верностью, семейно-ориентированным педантизмом и, как многие женщины небольшого роста, — железной волей. У Маши, как считал Виталик, напрочь отсутствовало чувство юмора, чем он безжалостно пользовался, при этом, обиженная, она вела себя достойно и стойко, без всякого жеманства. И в этом они были с ней на самом деле очень родственны по духу — прыгающий с парашютом Виталик и Маша — всегда без косметики, в строгих джинсах и флисовых «кенгурушках», такая, что, если надо, прыгнет за ним куда угодно и без парашюта.
Отдых в Австрии получался такой же безумный и испорченный, как и все предыдущие годы. Вообще-то они собирались лететь в Штаты, во Флориду, где ровно год назад Виталик сломал руку и покалечил несколько человек в результате пьяной аварии на квадроцикле. Виталик обожал Флориду, но именно после того Рождества он впервые испытал настоящее чувство вины по отношению к жене, которая была на девятом месяце (рожать должны были в Америке), ей было очень тяжело там, а он сорвался и пил не просыхая всю неделю, путался с какими-то девками, а когда пришел в себя — сидя на полу в номере, безудержно блюя, без портмоне, где были все карточки, паспорт, новый ультраплоский гаджет с сенсорным экраном и некоторая сумма наличными, в объятиях рыдающей беременной жены, — понял: что-то не так. На родах он был собранный, немного торжественный, заметно притихший и даже чуть не расплакался, когда чернокожая врачиха сунула ему в руки крошечного, почти фиолетового пацана, неожиданно теплого и сплошь покрытого шелковистым тонким пухом.
Летом они ездили в Италию, причем не на море, а в горы. Там, на берегах чистейшего, избегаемого русскими туристами и шумными тусовщиками высокогорного озера Гарда должны были получиться идеальные каникулы, но на деле оказался тихий ужас. Виталик выдержал там ровно день, потом, сославшись на какие-то дела, уехал. Как оказалось — в Рим, Неаполь, Салерно и так дальше. Взял самый мощный из доступных в прокате автомобиль-кабриолет и, упиваясь жизнью, радуясь, как мальчишка, поехал кататься по Италии, полный уверенности, что жена с грудным сыном и приболевшей дочкой отлично справится и без него. Маша почему-то очень обиделась и не разговаривала с ним оставшиеся три дня отпуска и всю дорогу обратно. Принять окончательное решение ей было трудно, потому что по выходным он таскался с дочкой по всяким «Дывосвитам» и прочим детским развлекательным центрам, стрелял с ней из лазерных пистолетов, пел в караоке, танцевал на специальных автоматах с разноцветными кружочками, наступать на которые нужно в особом порядке и под музыку, скакал, визжа и кувыркаясь, на батуте, покорял лазательную стену с пенечками-выступами, объедался мороженым и обожал «Макдоналдс» и «Мак-Драйв», попкорн и мультики в кинотеатре. И получался какой-то диссонанс — лопающаяся от любви и эмоций, подпрыгивающая, обнимающаяся с горящими глазами Лизка и обиженная, немногословная, резковатая Маша, раздраженно пожимающая плечами, скидывая мужнюю руку. Виталик не мог усидеть на месте, да и Маша, в общем-то, тоже не могла и понимала его, и любила, придурка, возможно, больше, чем собственных детей, но все время все что-то шло не так, хотя, если рассказывать знакомым, те только глотали слюнки от зависти — роды в Америке (они там прожили три года, Виталик работал по контракту, Лизка научилась сносно болтать, читает английские книжки), абсолютная финансовая независимость — муж деньги приносит пачками, у Маши есть своя отдельная карточка — на хозяйственные нужды, а Виталик еще несколько раз в год дарит дорогие подарки — золото, которое она не носит, после того ужасного лета купил ей новую машину — черную «RAV 4», плюс, когда приходят гости (жили они в частном доме сразу за Киевом), Виталик развлекает всех так, что народ просто давится от смеха, очаровывает приведенных детей до состояния эйфорического возбуждения — лазит с ними под стол, производит волшебные смеси с применением соды и зеленки, устраивает конкурсы на самое быстрое обматывание туалетной бумагой и так далее. Все смотрели на них и вздыхали от зависти и умиления.
Перед этой поездкой Маша решилась на ультиматум. Она показала мужу заполненное заявление о разводе, сказала, что если что-то пойдет не так, то забирает детей и переезжает к маме в двухкомнатную квартирку в отдаленном от центра микрорайоне. Виталик наобещал кучу всего и до сих пор держался нормально.
Приезд Вадика с компанией оказался как нельзя кстати, потому что уже на третий день рождественских каникул Виталик был готов взвыть от тоски. Кататься одному было вроде интересно, скорость заводила, к тому же тут были отличные трассы, в том числе и черная сертифицированная FIS. Но нужно было после каждого спуска меняться с Машкой, которую скорость заводила не меньше, и по двадцать минут гулять по крошечному поселку с коляской, из которой то и дело доносились отчаянные вопли. Маша прибегала распаренная, румяная, громко сопящая, снимала маску, бросала лыжи и вынимала сына, тяжело взваливая на руки, так что он — в комбинезоне с капюшоном — заслонял всю верхнюю половину ее туловища. Виталик периодически мухлевал и вместо одного спуска совершал два, а то и три. Машка злилась, и, когда приходила после своего спуска, грубо швыряла в него ски-пассом, отходя с ребенком как можно дальше.