Игры богов

Бусыгин Игорь

Всё это квакающее, громкоорущее болото разорвал медвежий рык:

— Прокляну! Уверовали ли вы в Аллаха и в последний день? Но вы не верите! Вы пытаетесь обмануть Аллаха и тех, которые уверовали! Но обманываете только самих себя и ничего не знаете! В сердцах ваших болезнь! Пусть же Аллах увеличит вашу болезнь! Для вас — мучительное наказание за то, что вы лжёте. А когда вам говорят: «Не распространяйте нечестия на земле!», — вы говорите: «Мы — только творящие благое». Расступитесь и исчезните, мы идём на край земли за святынями.

И

как было сказано гораздо позднее, все упали на колени и даже гордые дети песков преклонились перед ним, ведь всем известно, какую святыню добыл мудрый и благочестивый. Так было сказано и написано и повторялось многие годы и во многих странах.

— Где тот, кого привели по приказу Надира?

Олег тяжело сопел, губы сжались в едва заметную нить. Олаф скрипнул зубами, развернулся и как факир, достающий кролика из мохнатой шапки, выдернул из темноты человека в чёрном.

Олег успокоено улыбнулся, конечно, про себя: «Люблю врагов, о которых кое-что известно». А вслух:

— Допросить!

Игоря трясло от бешенства:

— Он откусил себе язык, вон, видишь, вся одежда в крови.

— Отрубить кисти, поставить на четвереньки и пинком под зад — в море!

Приказ вождя — это священный приказ.

ФЬОРДЫ

Утром, едва солнце зацепилось своими лучами за край небосвода, Олег ухватил Скальда за ухо и шепнул:

— Рогач, играй подъем, но, главное, с надрывом.

Как же заревел боевой рог! Даже альбатросы, которые хотели передохнуть пару суток на острове, суметяще вскочили, решив, что их хотят зарезать и съесть, и, крича от испуга, полетели на юг.

Викинги Олега не спеша подняли паруса, какой-то бог ветров подмигнул Олегу и улыбнулся. «Вас, богов, много, а я один», — подумал Вещий ворчливо.

— Громовержец, ты где?

— Да как всегда, на подхвате. Чётко сформулируй, что ты хочешь, — но как всегда не сдержался от иронии, — или чего вы, ваше благородие, возжелаете.

— Две или три тысячи золотых гривен для датчан, пущай они мчатся на Кипр, будем готовиться потихоньку к захвату Царьграда. И вези меня во фьорды.

— Ну и у кого деньги спереть: у кесаря али в Дамаске, чи пошарить у конунгов, или запустить руку в твою киевскую казну? А ведь потребуется го-о-о-раздо поболе.

— Эх ты, а ещё бог называешься! Ты что, просто так не можешь создать золотишко из ничего? Да и в твоих тайниках хватит на миллионную армию!

— Мальчишка! — рыкнул бог. — Только Вышень может создавать всё из пустоты, а пустота — это даже не вакуум, это ни-че-го, а мы, простые смертные боги, больше по чужим заначкам специалисты. А моё хранилище… Да, оно безразмерно, бери, сколько хочешь… Пока не забыл, я от твоего имени Надиру передал двадцать тысяч гривен для флота. Чёрных видел?

— Да видел одного, он и сотворил провокацию в порту. С именем бога на устах пинком под зад отправил его в море-окиян.

—

Хорошо, что живы, — буркнул Перун. — А то мы решили вздремнуть после трудов праведных на этой пустоши, вот и отдохнули в Ирии.

— А я-то думал, что боги никогда не спят! — Олег почему-то произнес это с пафосом.

— Мы, боги, — тоже люди, иногда в прошлом, а некоторые даже в будущем.

— Поподробнее, насчёт бого-людей в прошлом и в будущем… — пропел-проговорил Вещий.

— Ты ещё молод и глуп, чтобы узнавать или, более того, слышать про наши тайные и тёмные делишки, — голос Перуна слегка засмущался.

— Ну что ж, молодому да глупому пора к Синеусу.

* * *

Смеркалось. Как уже вошло в почитаемую и освящённую годами традицию, Синеус ждал на любимой скале Олега. Фьорд жил своей жизнью, всё так же шумел водопад, всё так же кричали чайки, волны не спеша облизывали скалу и только ветер, вечно обновлённый, то взвывал волком, то напевал колыбельные. Олег возник из ниоткуда, да так, что Синеус от неожиданности вздрогнул.

— Что, опять Яга насвистела?

— Да кто только за тобой не наблюдает: и боги, и ведьмы, даже русалки. И все, сволочи, докладывают. Не поймешь, где сказка, а где ложь. А то, что ты явишься здесь и сейчас, мне опять Яга сказала…

— Вот же старая сплетница, поймаю, пучок седых волос выдерну. Не понимаю, из-за чего и почему она меня избегает? Даже не избегает, а прячется.

— Ты же сам говорил, что она старше всех богов. Раз старше, то значит и мудрее.

— Древность не есть признак мудрости, а признак старческого склероза.

— Ске… склераза? — не понял Синеус.

— Да это я так, о своём, то бишь о нашем, о будущем.

— А, ну тогда я тебя понял, глядящий в прошлое и в будущее одновременно, — Синеус с обидой встопорщил свои усы.

— Побратим, покажи викингов, покажи мальчишек, да всё покажи…

— Ты что-то похудал из-за своих забот и тревог, давай сначала съедим по кабанчику. У меня тут подарок — двадцать тысяч гривен от тебя, да и от кого-то неизвестного и непонятно кем доставленное ромейское вино, аж двадцать бочонков. Закусим, выпьем, потом снова закусим, потом опять выпьем, а утром опять слегка выпьем, ты мне расскажешь, где был, что сотворил, что надумал, ну а потом я покажу всё моё — наше хозяйство.

Как же вкусно сидеть вдвоём с побратимом, ни о чём не думать, ждать, когда с кабанчиков закапает в очаг горячий, дразняще пахнущий жир, а в ожидании горячего — закусывать медовуху копчёным лебедем, только из ледника, а лёд вперемешку с костями хрустит на зубах. И говорить ни о чём. Ну, а вместо кваса — ромейское вино, да такое, что император Византии даже не пьёт, а только пригубливает по великим праздникам. Созрели три кабанчика, нашпигованные утиными яйцами с дикими яблоками и с колдовскими травами, их бережно приподнесли на стол.