Игры чудовищ
Шрифт:
Ира сидит рядом, прижав колени к груди, ее плащ укрывает меня. Сережка пристроился поближе к костру между седлом и когтистыми лапами Скраджа. Спит. Неподвижный монстр смотрит прямо на нас. Помимо отблеска костра заметен еще и тусклый красный свет в глубине его глаз.
Ира коснулась моего лба, ее рука была холодной.
— Как ты?
— Я видел тебя во сне. Ты такая красивая.
— Во сне или наяву? — спросила она, устало прищурив глаза.
— Везде красивая…
Ее рука у меня на лице еле заметно дрогнула, сдержанная улыбка тенью промелькнула на лице.
— Ну а с тобой что?
— Живой. С чего это меня вдруг так сплющило?
— Покусали скорпионы, Скрадж говорит, это нормально, еще
— Их браслет меня и спас, а то бы уже давно ласты склеил. Долго я спал?
— Скоро утро. Часов десять был без сознания. Долго.
Я посмотрел на браслет. Все камни светились изумрудно-зеленым, но чувствовал я себя не больше чем на желтый с оранжевым пятнышком.
— Есть две новости…
— Хорошая и плохая, — предположил я.
— Нет, обе хорошие.
— Ну, тогда начни с той, что похуже.
— Стах говорит, если мы отвезем его в замок, то он попробует уладить все дела и девятый уровень для нас станет открытым.
— Звучит неплохо.
— Ну, разумеется, если не знать, что дальше, до последнего уровня, нет ни одной гостиницы, ни одного магазина, и даже водопровод там большая редкость. Где-то в холмах есть маленькая деревушка, но соваться туда он не рекомендует.
— Он и сюда нам лезть не советовал, мы же полезли.
— И вот что из этого вышло.
— А очень хорошая новость?
— Тот камень, который ты вытащил из большого красного скорпиона, сам по себе огромная ценность. Это главный приз седьмого уровня.
— Вот это действительно радует. У нас еда какая-нибудь осталась?
— Сережка уничтожил почти все запасы. Мальчишку разобрало, видимо на нервной почве. Есть шоколадный батончик и почти полная фляжка виски.
— Надо обмыть такую победу, не то сглазим.
— К черту тебя, накаркаешь еще! Наливай.
Я снял с себя плащ и, присев рядом с Ирой, накинул его на нас обоих. До этого момента неподвижный, монстр вдруг оживился, плавно подтянул к себе большую ветку и подкинул ее в костер. В ответ на это я только улыбнулся, но ничего не сказал.
Ира выпила совсем немного. Отставила кружку и, еще больше натянув на себя полог плаща, прижалась ко мне в попытке уснуть. Я старался не шевелиться. Пил виски прямо из горлышка, вслушиваясь в звуки уходящей ночи.
Над головой пронеслась ночная птица, тяжелые крылья хлопнули в темноте и стали удаляться. Оживились в траве цикады, мелкая мошкара кружила у огня, подпаливая себе крылья. Я всматривался в светлеющее небо, в яркие звезды, которые быстро тускнели. Вспоминал сон, ярким пятном засевший в памяти. Его образы так прочно впились в мое сознание, я точно знал, что больше не забуду его. Все вплоть до запахов находило отклик в моих чувствах. Воспоминания толпились, перебивая друг друга пестротой красок. Я думал о том, как мало времени прошло с того момента, когда мы впервые встретились. Я был совсем другим человеком. Она была другой. Такой же монстр, что сидит напротив, воспринимался мной как лютый враг. Мальчишка, уснувший в его уродливых лапах, вообще словно с неба свалился. Как быстро меняется все. Иногда человеку требуются годы, чтобы осознать те перемены, которые с ним происходят. А в моем случае всего лишь дни. Враг может оказаться другом. Друг врагом. Самое безопасное на первый взгляд место вдруг оборачивается полем битвы. И среди битвы внезапно находишь успокоение. Не знаю — радоваться этому или бежать от таких перемен. Бросить все или глубже нырнуть? Кто может ответить на этот вопрос? Только я сам. Только мои собственные чувства и принципы, которые, надо сказать, тоже заметно пошатнулись. Значит, все в этом мире может измениться быстрей, чем я думаю. А если при этом я еще и чувствую? А я точно знаю, что чувствую нечто такое, чего не было во мне прежде. Что-то настолько особенное и большое, что никак
Не помню, как я снова уснул. Просто в какой-то момент перестал воспринимать одну реальность и погрузился в другую. Темную, глубокую, лишенную времени, цвета, форм и очертаний. В пустоту, которая всех нас окружает незримо от рождения и до самой смерти.
Болело все, что только могло болеть в моем теле. Честно говоря, я даже передвигался с большим трудом. Как и в первый день, мои доспехи вновь приобрели вес и стали какими-то неестественно тесными. Поездка верхом на лошади прежде мне казалась не более чем увеселительной прогулкой, но теперь я понял, что без этих мирных животных наш путь превратился бы в сущую пытку. Я даже перестал считать расстояние, которое мы преодолели. Пустошь седьмого уровня осталась далеко позади. Приближалась граница восьмого, не менее сложного уровня, но, к сожалению, карта не давала исчерпывающей информации. Если верить этому лживому куску пестрой глянцевой бумаги, то восьмой уровень как раз и можно было назвать пустыней, хоть и с рекой, протекающей через все этапы. В центре уровня был обозначен мост, и ни одного полигона, где бы можно было помахать мечом. Хотя если поискать, то наверняка найдешь.
— Неужели восьмой уровень такой пустой? — спросил я Стаха, притихшего за Сережкиной спиной.
— Сам-то ты как думаешь? Неужто не найдется там забавы?
— Что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос?
— Какой вопрос, такой и ответ.
— Но на карте-то ничего не обозначено.
— Ты еще на кофейной гуще погадай, авось точнее будет.
— Ох, и язвительная же вы порода, много зубоскалите и думаете. Голова шею не трет?
— Восьмой уровень игры, наверное, самый трудный и непредсказуемый, — снизошел Скрадж до ответа. — Мы называем его сумеречной зоной. Не без оснований, как ты можешь, понять. Там золото становится пылью, а пыль — золотом. Там все переворачивается с ног на голову. Прямых дорог там не существует, простых вещей там не бывает.
— Ну, запел песенку…
Сережка только хмыкнул и сказал:
— А мне нравится, как он бормочет, Стах такой прикольный.
— А кто от этого прикольного парня под камнями прятался?
— Папа всегда говорит, что осторожность — это не трусость. Спрятаться и испугаться — не одно и то же.
— Эх, как он тебя! — съязвил Скрадж и злобно засмеялся.
— Папаня у тебя что надо, прислушивайся к его советам.
— Он утром звонил, спрашивал, как мои дела.
— Как звонил, у тебя же вроде в телефоне батарейка села?
— А я телефон к Скраджу подключил.
— А ты что, Леша, не знал, что мы ходячие батарейки?
Ира тоже безмолвно смеялась, прикрыв лицо рукой. Разумеется, она была на моей стороне, а пацан с этим хилым монстром просто спелись. Не стоило их сажать на одну лошадь вместе.
— Ну и что ты ему ответил?
— Сказал, что все в порядке, рассказал, как мы выбрались. Они живут в гостинице на первом уровне, у них все хорошо. Сказали, будут ждать моего возвращения.
— Что ж, это хорошая новость.
— А еще они сказали, что на тебя ставки были невысокие, а после вчерашней драки со скорпионами выросли до двадцати пяти к одному.
— Я разве лошадь, чтобы на меня ставить?!
— А ты как думал, — вмешался в разговор Скрадж. — Это игра. Здесь все играют.
Новостей на это утро было предостаточно. Я больше не старался завести дружескую беседу, просто молча ехал, созерцая окрестности. В конце концов, я знал, что это произойдет. С того самого момента, когда в трактире на первом уровне показали, как я отрубал головы несчастным монстрам, сам безумно увлеченный игрой. У всех тогда челюсти отвисли ниже пола. Чего еще оставалось ждать, кроме как ставок, ну разве что зависти.