Игры мажоров. Хочу играть в тебя

Ареева Дина

И неужели тот раз был действительно последним?

Нет, так не может быть. Мотаю головой, отчего со щек срываются соленые брызги и разлетаются по сторонам. Он не может меня бросить. Снова...

И дело совсем не в деньгах, сейчас я о них вообще не думаю.

Просто я не успела сказать ему, как я рада, что это он, а не тот второй, Илья. И тем более, что не Топольский. Но не из-за мамы, а из-за того, что он именно такой. Джеймс Бонд.

А еще я им горжусь.

От одной только мысли, что я могу больше никогда его не

увидеть, хочется кричать. Закусываю кисть и реву в голос, некрасиво завывая и хлюпая носом в согнутые колени.

Он так старался завоевать мое доверие. Он так хотел быть нужным, не понимая, что он и так мне нужен. Очень.

Но как я могла это ему сказать? Мне казалось, я тогда окончательно предам память папы Леши, которую и так предавала, думая о своем настоящем отце. Потому что, если бы не было моего папы Леши, о таком отце я могла только мечтать.

Из полузабытья вырывает сигнал вызова. Мама.

— Да, мам, — шепчу в микрофон, вытирая ладонью глаза.

— Доченька, ты плачешь? — я слышу в ее голосе слезы. — Ты уже знаешь о Сереже?

— Это все из-за меня, — хочу говорить громче, но из груди вперемешку со всхлипами вырывается лишь сипение, — это я во всем виновата.

??????????????????????????— Что ты такое говоришь, Машуня, — уже в открытую плачет она, — не смей так говорить. Сергею бы это не понравилось.

— Это из-за меня, — повторяю упрямо, — это потому что я не хотела его прощать.

— Неправда, Машенька, ты давно его простила, — представляю, как мама качает головой, — и Сережа об этом знал.

— Знал? — сердце в груди замирает в отчаянной надежде. — Правда? Он сам тебе говорил?

— Конечно, мы не раз с ним это обсуждали.

— А... А ты, мам? Ты простила?

— Давно, доченька, я давно его простила. И он знает об этом, честное слово.

— Мама, скажи, что он будет жить, пожалуйста, — давлюсь слезами в трубку, и слышу в динамике резкий голос Андрея.

— Так, обе быстро прекратили истерику. Сереге это не поможет. Там сейчас лучшие врачи, у меня через два часа самолет. Я буду на месте, отзвонюсь. Все будет хорошо, Серега справится, если только вы не будете причитать.

— Я тоже, — сглатываю и шумно дышу, — тоже прилечу.

— Не вздумай срываться с учебы, — пресекает Топольский, — Сергей так тобой гордится! Давай еще завали сессию для полной картины. Ты все равно ничем не поможешь. Я говорил с профессором, там нужна не одна операция, но если делать все сразу, может не выдержать сердце. Восстанавливать сознание смысла нет, так что его ввели в искусственную кому.

— И как долго это будет, Андрюша? — судя по тому, что я слышу маму, она включила громкую связь.

— Как пойдет. Может и на месяц. Ну не плачь, Дашуня, Серега крепкий черт, выберется. Все, я поехал, как долечу, отзвонюсь.

Слышен звук поцелуя и быстрые шаги.

— Машенька, а ты там как? — мама всхлипывает, и из трубки доносится детский плач. Максик

проснулся...

— У меня все хорошо, мамочка, не переживай, — шепчу, закусывая рукав толстовки. — У меня все просто отлично...

Глава 20

Маша

Все поменялось в одночасье. Эти изменения витают в воздухе, я слышу их, ощущаю кожей, чувствую рецепторами. Они пропитывают все вокруг, и мне все сложнее делать вид, будто ничего не происходит.

Вокруг меня словно сжимается невидимое кольцо, не могу объяснить, почему. Но я его слишком хорошо чувствую, чтобы предположить, что я просто себя накручиваю.

Еще и Топольский пропал. То мозолил глаза, я везде на него натыкалась. На него и на его девушек. Теперь его даже на лекциях нет, и машины не видно на парковке.

Не могу сказать, почему он меня интересует. Хотя тут я наверное кривлю душой, конечно же знаю. Он с самого первого дня, как появился в универе, делал все, чтобы меня выжить. Прогнать. Вынудить забрать документы и уехать. И теперь в глубине души меня не покидает догадка — может, он что-то знал? И если его попросить, может он поможет мне уехать?

Я не послушала Андрея, просто не могла оставаться в кампусе, когда узнала об отце. Принесла заявление на отпуск, но меня направили к начальнику безопасности. И офицер прямым текстом сказал, что я невыездная.

— Поймите, мистер Дуглас, там мой отец, — я с трудом сдерживала слезы, но хлюпать носом перед офицером не хотелось.

— Закройте все вопросы с Райли Фареллом и затем поезжайте, куда хотите, мисс Заречная, — бесстрастно заявил Дуглас, и мне ничего больше не оставалось, кроме того чтобы развернуться и уйти.

Оставался единственный человек, на которого я могу положиться, и сейчас мы делаем вид, что прогуливаемся по периметру городка.

— Полмиллиона, Саймон! Я не знаю, сколько точно денег было в сейфе, может меньше. Но Райли нарочно назвал сумму, которая для меня абсолютно неподъемная, — я говорю это с натянутой улыбкой, чтобы со стороны нельзя было понять, о чем мы говорим. Пусть это выглядит как обычная болтовня.

— Я сам в полном ауте, малыш, — качает головой Саймон. — Я и подумать не мог, что на тебя будет объявлена охота.

— Охота? — несмотря на теплый вечер, по спине пробегает холодок. Я ежусь и прячу руки в карманы толстовки. — Что это значит, Саймон?

— А вот то, что произошло с тобой. Тебе расставили ловушку, и ты в нее попала, а это значит, что на тебя был заказ. И заказ достаточно крупный.

Я догадываюсь, что означают его слова, но мозг все равно до конца не принимает.

— Ты хочешь сказать, что меня хотят втянуть в Игру? И Райли не обманул, когда сказал, что на меня ставили ставки?

Молчание Саймона слишком красноречиво, и я невольно втягиваю голову в плечи.