Игры морока

Эльтеррус Иар

– А вот теперь ты спустись с небес на землю и меня послушай. – Кир наклонился к Фэбу. – Про Бога – это все, конечно, хорошо. Но ты же сам понимаешь, что раскачивать это дело надо, хоть понемножку. Это ж вредно! Ты как-то так… ну, помнишь, я к тебе тогда первый прибежал? Сам знаешь. Полегонечку, потихонечку. Если по солнышку ориентироваться, то на первых порах и не выйдет ничего путного. И вообще, Фэб, есть у тебя качество, которое меня тихо бесит.

– Какое? – с подозрением спросил Фэб.

– Нерешительность, – объяснил Кир. –

Ты мужик или где? Ты со стороны посмотри, ты же… если типа вас обоих того… блин… в общем, вы словно ролями поменялись. Он мужик, а ты – средний. Чего ты тянешь? Чего ты мямлишь? Тут так и вообще весь город по подъездам размножается, а у тебя со всех сторон приличия и глазки в пол. Ты же скъ’хара, так покажи своему, блин, Богу, кто ты такой, и кончай жевать жвачку. Он сейчас замучился с Тринадцатым, но хоть час ты для него выкроить сумеешь?

Фэб задумался.

– А если он даст понять, что…

– Ага, он даст понять. А ты тоже дай понять. Авось чего и получится в итоге.

– Кир, я, пожалуй, все-таки воздержусь. – Фэб отрицательно покачал головой. – Можешь считать меня сколь угодно нерешительным и трусливым, но, прости, я вижу: пока что не время. Пусть он живет как хочет. И потом, есть гораздо более серьезные вопросы. Нам всем придется принимать какие-то решения, не только ему.

– Ты о чем?

– Ри с тобой случайно не разговаривал на днях про… – Фэб замялся. – Про то, что он хочет сделать?

– Ты про деньги, что ли? – сообразил Кир. – Разговаривал. И, сказать тебе по секрету, сообразили они данную фигню на троих, как мне кажется.

– На четверых, – поправил Фэб. – Берта тоже. Что ты думаешь по этому поводу?

– Не знаю. – Кир пожал плечами. – Мне кажется, они правы. Это действительно… не очень честно. Мы всю жизнь зарабатывали сами, а это… богатство… оно чужое. Я тоже по первости обрадовался, у меня же отродясь денег столько не было, а сейчас начал соображать, что мне не по себе немножко с этого дела. Конечно, оно хорошо, когда ты можешь и то себе позволить, и се и когда не надо думать о том, что еду не на что купить завтра будет, но… Они чужие, деньги эти. Не я их заработал. Не мне и тратить.

– Отец Анатолий сказал, что в этом нет ничего дурного, что это просто наследство. Но… Кир, я согласен с Ри и с ребятами. Ри предложил оставить себе немного на первое время, а все остальное вывести обратно в счет планеты. Это будет правильно, потому как по отношению к нам эти деньги свое предназначение уже выполнили. Они спасли нас тогда, когда нам это действительно требовалось. Теперь – все изменилось. Думаю, что на Окисте нам всегда будут рады, и дом останется за нами, и катера, и, возможно, даже работа найдется…

– Ну, про это мы подумаем, как вернемся, – покивал Кир. – Не знаю, кем я там смогу… в общем, посмотрим. За себя могу сказать, что мне эти деньги не особо нужны. Мне гораздо лучше знать, что я могу вот так сидеть, как сейчас, и трепаться с тобой, с ребятами, с девчонками.

Что у меня семья есть, которую я люблю и которая меня любит. А деньги… – он махнул рукой. – Деньги тлен.

– Согласен – Фэб задумался. – Кир, а твоя семья… родители… мама, отцы, старший… ты их помнишь?

Кир помрачнел и вытащил еще одну сигарету.

– А то, – едва слышно ответил он. – Думаешь, я боевиком стал просто так что ли? Помню. Иной раз думаю, лучше бы не помнил.

– Почему?

– Знаешь, как нас зачищали? Я никому не говорил, даже солнышко не знает. Тебе могу сказать, потому что тебе можно. Они не стреляли в нас, эти люди, «Венец». И биологичку не применяли. И массовое оружие тоже. Они просто заходили в дома и резали женщин и гермо. Понимаешь? Чтобы не портить планету, воздух и город!.. Просто тупо резали, как скот, как овец каких-нибудь. Мужчин не трогали. Детей тоже. – Он криво усмехнулся. – А знаешь почему?

Фэб отрицательно покачал головой.

– Потому что дети – это обменный фонд, а мужчины сильные и будут работать. Я… мы были дома. Мы слышали крики. На улице. Мама велела мне спрятаться, но у нас квартира была маленькая совсем, некуда толком. Я залез в щель между столом и стеной, они уже поняли все, я не понимал.

– Сколько тебе было?

– Семь… В дом вошли эти, трое, кажется. Родители даже не пытались бежать, понимаешь?

– Почему? – одними губами спросил Фэб.

– Потому что город был заполнен этими… Их было слишком много, зачищали быстро и очень профессионально, я потом прочел, что мы были не первыми, кого вот так вырезал «Венец». До этого они подавили сопротивление, вышибли с планеты Официалку, похерили власти, смели армию и все, что у нас было вообще… чертова Маджента, ненавижу… сектор у нас был такой мирный и тихий, что мы и не думали даже, что так может все обернуться!

Фэб молчал. Сидел, прикрыв глаза рукой, и молчал.

– Знаешь, когда тебе семь… и когда на твоих глазах какая-то тварь режет горло маме и папам… и сносит трупы в ванную, чтобы потом другая команда вывезла… а потом тебя вытаскивают из этой щели, в которой ты… Но, Фэб, самое страшное было не это. И даже не то, когда мне полезли в штаны – проверять, гермо я или мальчик. Проверили… до сих пор ненавижу слово «пацан», видимо, рефлекторно… Хуже всего было, когда пришел старший отец. Знаешь, что он сделал?

– Что? – одними губами спросил Фэб.

– Твою мать… Он молиться начал, понимаешь?! – выкрикнул Кир. – Вместо того чтобы переубивать эту сволочь, он встал на колени и начал молиться!!!

– Не кричи, пожалуйста, – попросил Фэб. – Ты их разбудишь.

– Прости… Я тогда уже понял, что, если останусь жив, я сам… я сам сделаю так, чтобы ни одна скотина… никогда… ну, тогда я так, конечно, не думал, не умел еще, видимо. Это позже пришло. А дальше был трындец, Фэб. Потому что нас погрузили на транспорты, и… и я впервые обрадовался, что я мальчик.