Игры Обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XIII вв. Том 2

Бродель Фернан

рода и состояния. А так как городское дворянство было в этой сельской местности единственным богатым классом, то следовало бы прибавить к населению Пьяченцы 170 тыс. крестьян ее деревенской округи. При такой общей численности [жителей] в 200 тыс. человек процент упал бы ниже 1 % 47.

Небудем считать данный случай результатом, отклоняющимся от нормы: для XVIII в. оценка для всей Ломбардии исчисляет в 1 % долю дворянства по отношению ко всему населению городов и деревень, и это небольшое число привилегированных владело примерно половиной земельной собственности 48. Более локальный случай — округа Кремоны: к 1626 г. из 1600 тыс. пертик (pertiche)земли «всего 18 феодальных семейств владели 833 тыс.», т. e. более чем половиной 49.

Расчеты в масштабах территориального государства говорят

сходным языком. В своих оценках, в целомподтверждаемых историческими исследованиями, Грегори Кинг (1688г.) 51) учел в Англии примерно 36 тыс. семей, чей годовой доход превышал 200 фунтов (тогда как в Англии насчитывалось около 1400 тыс. семей — цифру эту я округляю), т. e. [их] доля составляла что-нибудь около 2,6 %. И чтобы выйти на этот уровень, пришлось свалить в кучу лордов, баронетов, сквайров, джентльменов,королевских «служащих», крупных купцов плюс 10 тыс. юристов, для которых тогда создалась благоприятная обстановка. Возможно также, что и критерий — более 200 фунтов — чрезмерно расширяет этот головной отряд, (де существовали значительные неравенства, ибо самые крупные доходы, доходы крупных земельных собственников, оценивались в среднемв 2800 фунтов в год. Цифры, которые Мэсси 51 давал в 1760 г., при вступлении на престол Георга III, указывают на новое перераспределение

Польские дворяне и купцы во время деловых переговоров в Гданьске (Данциг) Заставка XVII в иллюстрирующая атлас И -Б Хамана Фото Александры Скаржиньской

==474

Parreaux A La Soci'et'e anglaise de 1760 a 18101966, 8 53 Goubert P L'Ancien Regime1969, I, 158—159

'"' Смстатью Леона (Leon P) в Histoire 'economique et sociale de la France1970, 11, p 607, Meyer J La Noblesse bretonne au XVIII· si`ecle,p 56 50 Dworzaczek W Perm'eabilit'e des barri`eres sociales dans la Pologne du XVIe si`ecle — "Acta Polomae Hislonca",1971, 24, p 30, 39

богатств, когда купеческий класс получил преимущество над классом землевладельцев. Но ежели мы хотим подсчитать действительно богачей, [лиц] действительно могущественных в политическом и социальном смыслах, тогда, по словам экспертов, во всем королевстве [их] будет не более 150 семейств, т. е. 600—700 человек 52. Во Франции около этого же времени старинное дворянство составляло 80 тыс. человек, а дворянство в целом 300 тыс., т. е. от 1 до 1,5 % французов 53. Что касается буржуазии, то как ее отличить? Лучше известно, чем она не была, нежели то, чем она была, а цифры отсутствуют. В целом, как рискнул [предположить] Пьер Леон, 8,4 % общей численности [населения], но сколько было среди них крупных буржуа? Единственная величина, заслуживающая доверия, относится к бретонскому дворянству (2 %), но Бретань с ее 40 тыс. дворян, как известно, очень превышала среднюю цифру по королевству 54.

Чтобы получить более высокий процент, установленный с определенной достоверностью, следует обратиться к Польше 55,

Дворяне в Венеции

Характерный пример любая практически замкнутая аристократия уменьшается в числе В Венеции приток новых дворянских семейств был недостаточен Легкое повышение численности после 1680 г, возможно, было связано с улучшением жизненных условий? По данным таблицы, приводимой Жаном Жоржеленом (Georgelin Vemse au si`ecle des Lumi`eres1978, p 653), который воспроизводит цифры Джеймса Дэвиса (Davis J The Decline of the Venetian Nobility as a Ruling Class1962, p 137)

• Даиме — владетельные князья — Прим персе56 Pearson M N Decline of the Moghol Empire —"The Journal of Asian Studies ',february 1976, p 223 Восемь тысяч привилегированных на империю с 60—70 млн человек населения «Восемь тысяч мужчин были империей»

где

дворянство составляло от 8 до 10 % общей численности населения, и «этот процент был самым высоким в Европе». Но не все эти польские дворяне были магнатами, имелось множество очень бедных [шляхтичей], иные просто были бродягами, «чей жизненный уровень почти не отличался от жизненного уровня крестьян». Богатый же купеческий класс был незначителен. Так что и там, как и в других местах, привилегированный слой, по-настоящему что-то значивший, составлял крохотную часть численности населения.

Относительно еще более малочисленны были некоторые тесно сплоченные меньшинства: дворяне, служившие Петру Великому, китайские мандарины, японские дайме *, раджии эмирымогольской Индии 56, или же та горстка солдат и моряков, авантюристов, что господствовали над примитивным населением алжирско-

==475

"Carri`ere Ch. p. cit.,I, p. VIII.

" Цит. у Жюльена Фройнда (Freund J. p. cit.,p. 25).

го наместничества и терроризировали его, или же тонкий слой не всегда богатых [земельных] собственников, который любой ценой утверждался в безбрежной Испанской Америке. Удельный вес крупных купцов в этих разных странах очень сильно варьировал, но в количественном отношении они оставались немногочисленными. Заключим вслед за Вольтером: небольшое число в хорошо организованной стране «заставляет работать большое число, содержится им и им правит».

Но правомерно ли это заключение? Оно означает самое большее еще раз констатировать факт — и без полного его понимания. Затронуть последствия «концентрации» [власти и богатства], столь заметные в экономической и иных областях, означает расширить и сместить проблему. В самом деле, как объяснить саму эту концентрацию? Однако же историки сосредоточили все внимание на самих этих социальных верхах. Они, таким образом, «пошли самым легким путем», как сказал Шарль Каррьер 57. Это не столь уж справедливо, в конечном счете, коль скоро ограниченное число привилегированных представляется проблемой, не поддающейся легкому решению. Как оно сохранялось, даже пройдя через революции? Как оно удерживало в [должном] почтении к себе огромную массу, развитие которой шло под ним? Почему в той борьбе, какую государство порой вело против привилегированных, они никогда не проигрывали полностью и окончательно? Может быть, не так уж не прав был в конце концов Макс Вебер, когда, отказываясь поддаться гипнозу глубинобщества, он настаивал на важности «политической оценки господствующих и возвышающихся классов» 58. Разве природа элиты общества (по кровным узам или же по размерам денежных [богатств] ) не была тем, что определяло какое-нибудь общество прошлого с самого начала?

СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ

" Stone L. The anatomy f the Elizabethan aristocracy.—"The Economic History Review",1948, p. 37—41. •° Kellenbenz H. Der Merkantilismus in Europa und die soziale Mobilit"at. 1965, S.49—59.

Восходящие классы, смены [их] на вершине, социальная мобильность — эти проблемы буржуазииили буржуазиии так называемых средних классов, хоть и считаются классическими, не намного яснее, чем предшествующие. Перестройка и воспроизводство элит происходит путем движений и перемещений обычно столь медленных и столь трудно ощутимых, что они ускользают от измерения и даже от точного наблюдения. И уж тем более не поддаются сколько-нибудь безапелляционному объяснению. Лоуренс Стоун 59 полагает, что конъюнктуры с тенденцией к повышению ускоряли социальное возвышение, и это вероятно. В таком же смысле, но в еще более общем плане Герман Келленбенц заметил 60, что в торговых приморских городах, там, где экономическая жизнь развивалась и продвигалась вперед более быстро, чем в других местах, социальная мобильность проявлялась легче, нежели во внутренних городах материка]. Так вновь обнаруживается почти классическая противоположность между морскими побережьями и толщей континента. В Любеке, в Бремене или в Гамбурге социальные различия были меньшими, чем в реакционном городе Нюрнберге.